В Киеве не женись!
Шрифт:
– И на работу опаздываешь…
– Да отстань ты со своей работой. Работа не волк, а тут, понимаешь, крот. Я, говорю, вторую неделю за ним наблюдаю и сегодня подглядел, когда он из норы выглядывает. Знаешь, когда?
– Отвяжись ты со своим кротом! Ешь быстрей да идём.
– Выглядывает он ровно в пять часов двадцать минут. Если б ты не гаркнула, я б ему лопатою голову счесал. Как часы.
Федора уходит на работу, а Данила ещё долго стоит над кротом и качает головой:
– Не выходит, зараза. И дёрнула её нелегкая во всю глотку заорать.
Солнышко
Лодырем Данилу не назовёшь, на работу он ходит каждый день.
Вот идёт, идёт Данила по улице и подходит к сельмагу.
Возле сельмага машина, ящики сгружают. Ну, как не подойти и не расспросить, что привезли?
– Добрый день!
– Добрый день. Жена в магазин послала? Самой, гляди, некогда, на свёкле?
– Не-е, это я так. Покупать мне нечего. Пришёл, как бы его сказать, в гости.
– А-а-а.
И стоит Данила в сельмаге минут сорок, и молча рассматривает пузырёк одеколона «Кармен», и думает Данила, из чего «Кармен» делается.
Потом Данила заходит в кузницу.
– Добрый день!
– Добрый день. Бригадир прислал? Скажи ему…
– Не-е, я так… Пришёл, как бы его, в гости…
И стоит Данила минут сорок в кузнице, и смотрит сосредоточенно, как железо в горне сначала розовеет, потом синеет, а потом вроде белеет, и мучительно думает Данила, отчего всё это так, а не наоборот с железом происходит. Данила глубоко вздыхает и уходит.
Сами ноги заносят его на ферму. Девчата корм в кормозапарники закладывают.
– Добрый день!
– Добрый день. Ты б, Данила, помог нам, что ли? Чего без дела стоять?
– Не-е, мне некогда, я на работу иду. К вам я так зашёл, в гости. По пути.
– А-а-а… Ты у нас занятый.
И стоит Данила минут сорок, и смотрит молча на кормозапарники, и думает Данила, нельзя ли переделать Федорины чугунки по принципу кормозапарников. Вот только времени свободного никогда у Данилы нет. Стоит Данила, думает, а потом всё-таки идёт на работу.
Бредёт Данила на работу и видит, что люди навстречу идут. На обед. И Данила поворачивает, должен же он обедать. Не станет же он один работать, когда все обедают.
После обеда Данила идёт на работу уже другой дорогой. Такой, чтоб можно было зайти в сельсовет узнать, не звонили ли из района, если звонили, то что именно им надо; чтоб заглянуть на молокопункт, поговорить о жирности молока, а не просто постоять, посмотреть, как сепаратор крутится; чтоб оттуда зайти на почту за газетами.
Говорят, летом дни большие. Какой там! Не успеешь оглянуться – пора ужинать.
Но больше всего Данила в самом деле любит по-настоящему ходить в гости. Именины ли, крестины ли, родины ли, кто к кому приехал ли – Данила тут первый. С утра начинается:
– Федора, выстирай мою праздничную сорочку!
– Федора, а куда ты баночку с ваксой дела?
– Федора, а где пахучее ныло?
Федоре некогда, Федора на работу спешит, от Данилы как от
– Потом, потом, вечером. Успеешь!
– Успеешь! Мы же в гости идём!
И уж все соседи должны знать, что Данила идёт в гости. Bceм похвалится.
Нельзя сказать, что Данила был большой охотник выпить. Нальют – чего же не выпить? Но дело не в вине… Главное, он был в гостях, посидел, послушал людей, сам рассказал, что знал.
Вот и осень. Пришёл и Данила на склад на трудодни получать.
– Добрый день!
– Добрый день. Что, Данила, в гости пришёл?
– Не-е, какие там гости. На трудодни вот…
– А-а-а! А я думал, в гости. На трудодни Федора всё своё получила, на фургоне приезжала. А твоё вот, – и кладовщик протянул Даниле пригоршню подсолнечных семян. – Садись, щёлкай, заработал. Ты ж у нас гость. Дорогой, можно сказать, гость… – Подумал, добавил: – Для колхоза все-таки дороговатый…
Ой за гаем, гаем…Заявление, поданное Петром Деркачём правлению колхоза.
Уважаемые товарищи члены правления!
Если вы не поможете и не оградите меня, творческую единицу на селе, мне придётся обращаться выше. Труд музыканта так же почётен, как, скажем, фуражира, доярки, механизатора. Я, правда, недипломированный музыкант и нештатная единица, но всё равно я несу искусство в массы, и это следует принять во внимание.
Тётка Федоська вчера на всю улицу кричала:
«Смотрите, опять этот здоровяк с гармошкою. Все на свёкле, а он рыпит на гармошке!»
Пусть поведением и неорганизованными выкриками тётки Федоськи занимается товарищеский суд, но я должен сделать заявление о трёх пунктах: во-первых, у меня не гармошка, а полуаккордеон, во-вторых, я не рыпел, у меня была репетиция, в-третьих, если у человека крепкая шея, это ещё не доказательство, что у него не тонкая душа.
Я также решил не обращать внимания на безотчётные заявления мужской части населения села: несерьёзные они. Но женской половине, особенно девчатам, я должен указать, что они забывают про равноправие. У нас нет разницы между мужчиной и женщиной, мы, слава Богу, живём не при капитализме. И если кто из девчат пожелает научиться играть на аккордеоне или на полуаккордеоне – прошу. Я не буду считать это конкуренцией. Сами ж просят сыграть. Я могу сказать, что самого себя мобилизовал как агиткультбригаду, чтоб своей музыкой облегчить их труд.
А теперь обратимся к истории. Всем хорошо известна песня «Ой за гаем, гаем».
Соль не в том, как пахала девчонка – на воле или на тракторе.
Суть в следующем куплете: