В Киеве не женись!

Санжаровский Анатолий Никифорович

Даже в те далёкие времена люди понимали, что музыка облегчает труд и украшает отдых. Вдумайтесь в слова:

Та и найняла козаченька
На скрипочку грати.

Видите, он не сам по доброй воле пришёл со скрипкой на полевой стан развлекать девушку. Не пошёл он, наверное, и после того, как она попросила, а прихватил свою скрипку и поплёлся в поле лишь после, как его наняла. Как назвать такого казака? Рвач! А его моральный облик? Раз тебя наняли, раз ты такой бессовестный, что взял с девушки деньги,

так хоть играй на совесть, а не строй глазки да не моргай бровями. А он – пожалуйста:

Козаченько грае,
Бровами моргае…

И ничего. Веками эту песню поют, она входит в репертуары прорвы самодеятельных коллективов (кстати, я могу её сыграть на своём полуаккордеоне), но никто никогда не осуждал позорное поведение этого, с позволения сказать, козаченька. Никто не видел, чтоб девушка брела за плугом, а этот шалопай пиликал на скрипке. Да деньги ещё за это брал, да девушку пытался, извините, соблазнить.

Перекинем мостик от скрипача ко мне. Где, когда и при каких обстоятельствах я брал с кого деньги, играя девчатам? Не было и мысли такой. Допустим, девчата грузят свёклу на машину, а я на полуаккордеоне наяриваю. Чего плохого? Бровями я никому не моргаю. Человек я серьёзный и честный. Девчата зарабатывают трудодни, а я – ничего. Но находятся злые женщины, которые колят мне глаза: лодырь, дармоед, шалопут, оболтус.

Прошу вас, дорогие члены правления, повлиять на несознательную массу и защитить меня от оскорблений: душа у меня тонкая и меня могут довести до трагедии.

Я бы посоветовал членам правления подумать, не стоит ли в нашем колхозе утвердить должность штатного музыканта, который бы играл на полуаккордеоне во время трудовых процессов и способствовал бы повышению производительности труда. Если девчонка, у которой всё тягло состояло из чёрного вола, смогла нанять играть на скрипке казака, то неужели такой огромный и зажиточный наш колхоз не в состоянии содержать штатную единицу с полуаккордеоном?

Ой, пуговица!

Я не первый год на скорой помощи фельдшером работаю, до пенсии считанные дни остались. На своём веку всего насмотрелся. Кое-кто о нас анекдоты распускает, сатирики порой нас в виде черепахи рисуют. Оно, конечно, и мы не без греха. Скрывать нечего, бывает, и мы виноваты, что нас долгохонько приходится ждать.

Но вы послушайте старого фельдшера, который всю жизнь отдал скорой. Иной раз летим, сирена ревёт, машина, кажется, вот-вот от асфальта оторвётся, у самих сердце от волнения колотится… Спешим спасать человека. Первый ли, сорок первый ли год работаешь – переживаешь. Человек всегда человек. Приезжаешь и застаёшь такую картину.

Молодая мать рыдает, извините, взахлёб, молодой отец добивает телефон, бабуся мужественно рвёт волосы, дед валидолом насыщается.

Что стряслось? Мальчонка на ногах не держится. Проснулся утром весёлый, румяный. Даже успел дедову челюсть в мусоропровод спровадить, а начали перед прогулкой одевать – на ногах не стоит. Стоять-то стоит, но

шага ступить не может. Падает. Мы туда, мы сюда.

– Как же он будет стоять, – говорит врач, – если вы штанишки не так надели, обе ноги – в одну штанинку.

Анекдот? Допустим. Но должен вам сказать, анекдоты не делаются из ничего.

Было такое с нашей бригадой.

А это уже не анекдот. На прошлой неделе летим по вызову. Всё как положено: мотор захлёбывается, сирена ревёт, лица у нас белые. С ребёнком несчастный случай. И всё точнёхонько, как в анекдоте.

Молодая мамаша рыдает, молодой папаша сидит на телефоне (нас подгоняет), бабуся валидол уничтожает, дед последнюю растительность с головы убирает, а малыш сидит на диване и хохочет.

Молодой папаша и говорит:

– Вы не смотрите, доктор, что он смеётся. Он пуговицу от бабусиного капота проглотил. Его ждёт смерть! Спасите!

Глянул я на бабушкин капот – одной пуговицы не хватает. Видно, недавно оторвана, нитки висят. Но и пуговичка, скажу вам, чуть меньше блюдца! Бегемот такой пуговицей подавится.

Врач наш, Андрей Петрович, спрашивает кроху:

– Как тебя зовут?

– Саса.

– Саша, ты пуговицу глотал?

Сияет Саша, ничего не говорит, а его мать, отец, бабка, дед на нас наседают:

– Вы сюда приехали лясы точить или дело делать? Ребёнка спасайте. Мы жаловаться будем!

Я осматриваю комнату. Что-то зелёное блестит под креслом. Поднимаю – пуговица.

– Эта?

– Эта, – и вся четвёрка рдеет со стыда. Хотелось им предложить: «Ну-ка, попробуйте по очереди, можно ли эту пуговицу проглотить?». Сдержался. Ещё жалобу настрочат.

Однако жалобу на нас в тот день всё-таки написали другие. Пока мы пуговицу искали, на соседней улице в самом деле скорая нужна была.

Как-то вызывают бригаду.

Мчимся. В подъезде на нас набрасывается довольно несимпатичная старуха:

– Вы из самашедшего дома? Я вызывала. К соседу…

– Ни из какого мы дома. Мы скорая помощь.

– Тогда вы мне не подходите. Я думала, из самашедшего дома санитары приедут, соседа попугают. Удочки в передней разбросал. Я ему – замечание, а он на меня зверем глядит, глаза кровью налились. «Самашедший, я сейчас тебе из самашедшего дома санитаров позову!» Да к телефону. А это вы приехали… Скажите, а вы б не могли его в самашедший дом забрать? Не насовсем, а так, попугать? Чтоб больше не смотрел на меня зверем?

Сказал я старушенции пару тёплых, виноват и остался. Жалобу на меня подала. Вышло, что я старый грубиян. Пояснительную записку писал.

А то приедешь… Лежит. Наклонишься – от него прёт, как от самогонного аппарата. На работе не был, прогулял. За бюллетенем в поликлинику ноги не несут. Дружки вызвали скорую. Мол, не разберутся, для оправдания на работе справочку и дадут.

А вот ещё история… Подъезжаем по адресу. У подъезда уже стоит машина нашей скорой. Эге, шуточки плохи. И бегом по лестнице. Навстречу другая бригада спускается.