В кварталах дальних и печальных

Рыжий Борис Борисович

И ласточки летают высоко.

А.Т. [26]

…просто так, не к дню рожденья, ни за что мне купила мама зимнее пальто в клетку серую, с нашивкою «СОВШВЕЙ» — даже лучше чем у многих у друзей. Ах ты, милое, красивое, до пят. «Мама, папа, посмотрите, как солдат, мне ремень еще такой бы да ружье вот такое, вот такое, да еще…» …В эту зиму было холодно, темно, страшно, ветрено, бесчеловечно, но сын,

родившийся под Красною звездой, — я укутан был Великою страной. 1996, январь

26

А.Т. — Арсений Александрович Тарковский (1907–1989). Эпиграф — строка из стихотворения «Еще в ушах стоит и звон, и гром…».

Новое ретро

О нет, я не молчу, когда молчит народ, я слышу ангельские стоны, Я вижу, Боже мой, на бойню — словно скот — сынов увозят эшелоны. Зачем они? Куда? И что у них в руках? И в душах что? И кто в ответе? Я верую в добро, но вижу только страх и боль на белом свете. И кто в ответе? Тот уральский истукан? С него и Суд не спросит Страшный — не правда ли смешно, вдруг в ад пойдёт баран, к тому ж и шерстию неважный. Россия, Боже мой, к чему её трава, зачем нужны её берёзы? Зачем такая ширь? О, бедные слова, неиссякаемые слёзы. Ты хочешь крови? Что ж, убей таких, как я, пускай земля побагровеет. …Господь, но пусть глупцов великая семья живёт — умнеет и добреет. 1996, январь

Mike Tyson

О, черный бокс! О, мышцы, шприцы! …На ринге бог с лицом убийцы. О, пот и пар! О, искры, брызги! …Лишь то удар, что стоит жизни. Что режет бровь и рушит крепость. Моя любовь — твоя свирепость. О, костный хруст! О, ребра, плечи! …Пусть кровь из уст — заместо речи — сердца зальет… В конечном счете так стих живет, — и вы живете. 1996, январь

Нежная сказка для Ирины

1.

…мы с тобою пойдем туда, где над лесом горит звезда. …мы построим уютный дом, будет сказочно в доме том. Да оставим открытой дверь, чтоб заглядывал всякий зверь есть наш хлеб. И лакая квас, говорил: «Хорошо у вас».

2.

…мы с тобою пойдем-пойдем, только сердце с собой возьмем. …мы возьмем только нашу речь, чтобы слово «люблю» беречь. Что ж еще нам с собою взять? Надо валенки поискать — как бы их не поела моль. Что оставим? Печаль и боль.

3.

Будет крохотным домик, да, чтоб вместилась любовь туда. Чтоб смогли мы его вдвоем человечьим согреть теплом. А в окошечко сотню лет будет литься небесный свет — освещать мои книги и голубые глаза твои.

4.

Всякий

день, ровно в три часа, молока принесет коза. Да, в невинной крови промок, волк ягненочка на порог принесет — одинок я, стар — и оставит его нам в дар, в знак того, что он любит нас, — ровно в два или, скажем, в час.

5.

…а когда мы с тобой умрем, старый волк забредет в наш дом, хлынут слезы из синих глаз, снимет шкуру, укроет нас. Будет нас на руках носить да по-волчьему петь-бубнить: «Бу-бу-бу. Бу-бу-бу. Бу-бу…» — в кровь клыком раскусив губу. 1996, январь

Postquam (после того как)

Когда концерт закончился и, важно, Как боги, музыканты разойдутся, Когда шаги, прошелестев бумажно, с зеленоватой тишиной сольются, Когда взметнутся бабочки, и фраки закружатся как траурные птицы, И страшные появятся во мраке бескровные, болезненные лица… …И первый, не скрывая нетерпенья, кивнет, ломая струны, словно нити, связующие вечность и мгновенье: «Ломайте скрипки, музыку ищите!» 1996, февраль

«Во всем, во всем я, право, виноват…»

Во всем, во всем я, право, виноват, пусть не испачкан братской кровью, в любой беде чужой, стоящей над моей безумною любовью, во всем, во всем, вини меня, вини, я соучастник, я свидетель, за все, за боль, за горе, прокляни за ночь твою, за ложь столетий, за все, за все, за веру, за огонь руби налево и направо, за жизнь, за смерть, но одного не тронь, а впрочем, вероятно, право, к чему они, за детские стихи, за слезы, страх, дыханье ада, бери и жги, глаза мои сухи, мне ничего, Господь, не надо. 1996, февраль

Музе

Напялим черный фрак и тросточку возьмем — постукивая так, по городу пойдем. Где нищие, жлобье, безумцы и рвачи — сокровище мое, стучи, стучи, стучи. Стучи, моя тоска, стучи, моя печаль, у сердца, у виска за все, чего мне жаль. За всех, кто умирал в удушливой глуши. За всех, кто не отдал за эту жизнь души. Среди фуфаек, роб и всяческих спецух стучи сильнее, чтоб окреп великий слух. Заглянем на базар и в ресторан зайдем. Сжирайте свой навар, мы дар свой не сожрем. Мы будем битый час слоняться взад-вперед. …И бабочка у нас на горле оживет. 1996, март

«Не признавайтесь в любви никогда…»

Не признавайтесь в любви никогда, чувства свои выдавая, не рвите, «нет» ожидая в ответ или «да», — самые тонкие, тайные нити; ты улыбнешься, и я улыбнусь, я улыбнулся, и ты улыбнулась, счастье нелепое, светлая грусть: я не люблю я люблю не люблю вас… 1996

Дюймовочка