В новую жизнь
Шрифт:
Кириллъ Семенычъ не довольствовался продажей самоваровъ, кастрюль и подносовъ: онъ скупалъ испорченныя швейныя машинки, электрическiе звонки, вѣсы, акварiумы и всякое старье. Первое время хозяинъ косился на эту “пустяковину“ но когда Кириллъ Семенычъ, разобравъ купленное и приведя въ порядокъ, къ слѣдующему воскресенью выставлялъ на продажу исправленную машинку или звонокъ и приносилъ хозяину выручку, Иванъ Максимычъ предоставилъ мастеру свободу дѣйствiй.
Въ помощники себѣ при торговлѣ Кириллъ Семенычъ бралъ поочередно Сеню и Васютку. Разставивъ товары,
Торговали они пососѣдству болѣе пяти лѣтъ и уважали другъ друга.
— Вотъ-съ почитайте, Кириллъ Семенычъ, книжица-съ объ электрическихъ звонкахъ.
Кириллъ Семенычъ прочиталъ о звонкахъ и, возвращая книгу, сказалъ:
— Полезная и явственная книжечка.
— А вотъ физика… о всякихъ опытахъ и про природу. Ученая книга, но тяжела, ежели всю ее прочитать.
— Попробуемъ… Лиха бѣда начать.
На физикѣ Кириллъ Семенычъ сидѣлъ долго, не понималъ многаго, думалъ, прикидывалъ и восторгался:
— Мудрость-то человѣческая!.. что къ чему — все извѣстно. Который понимающiй много можетъ уразумѣть.
— Эй, милый человѣкъ!.. что за кастрюльку-то просишь? — спрашивалъ покупатель, и Кириллъ Семенычъ спускался отъ мечты къ дѣйствительности.
За пять лѣтъ сосѣдства съ Пахомычемъ, Кириллъ Семенычъ почерпнулъ много всевозможныхъ свѣдѣнiй. Онъ воспринималъ ихъ безъ всякой системы, переходилъ отъ физики къ садоводству и гальванопластикѣ и отъ „лѣченiя болѣзней водой“ къ „исторiи крестовыхъ походовъ“. Но эта-то разбросанность и спутанность, эта неисчерпаемая масса свѣдѣнiй и открытiй человѣческаго ума и поражала его. Онъ уже чувствовалъ необъятность „науки“, ея сложность и непроницаемость для многихъ.
Наука, ученость показалась му тайной, открытой немногимъ, тѣмъ, что могутъ покупать и читать книги. И Кириллъ Семенычъ постепенно проникся уваженiемъ къ ученымъ людямъ, разбирающимся во всей этой сложности и мудрости.
Тысячи людей проходили мимо его ларя, и онъ старался найти среди нихъ этихъ „ученыхъ“ и чувствовалъ удовлетворенiе, когда удавалось замѣтить въ пестрой толпѣ „понимающаго науку“ человѣка. На этотъ счетъ у него выработался особый взглядъ.
Женщины не заслуживали его вниманiя: ихъ дѣло — „сковородку купить и вообще по хозяйству“. Мужички были „тьма и больше ничего“.
Толстый, румяный баринъ, на его взглядъ, былъ „такъ больше для гулянья“; купцы „нащотъ кармана“. Если проходилъ худощавый господинъ въ потертомъ пальто и въ очкахъ, — это былъ человѣкъ „свой“, понимающiй, изъ „учоныхъ“; студенты были „прямо сказать — сама наука“; гимназисты только еще „притрафляются“. Люди, останавливающiеся у ларя Пахомыча — были все люди стоющiе.
Иногда мастеровые останавливались у ларя Пахомыча и искали чего-то.
— Вы по какой части будете? — вступалъ въ разговоръ Кириллъ Семенычъ. — Сапожники… гм… Вотъ… „Чѣмъ люди живы“
— Фабричный… По красильной части мы… а что?
— Бери вотъ химiю-то… чего тамъ… Про всякую краску тутъ… Или вотъ котлы, чтобы не взрывались… А то вотъ господина Карамзина вся исторiя, ужъ будешь доволенъ…
И странное дѣло, — или лицо такое хорошее было у Кирилла Семеныча, или ужъ такъ душевно говорилъ онъ, но часто покупатель, искавшiй чего-бы „почуднѣе“, вертѣлъ въ раздумьи книгу, торговался, уносилъ домой.
Старичкамъ Кириллъ Семенычъ рекомендовалъ душеспасительныя книги, приказчикамъ ариөметику, мужичкамъ о сельскомъ хозяйствѣ, о лѣченiи домашнихъ животныхъ и проч.
— Не на свою ты линiю попалъ, Кириллъ Семенычъ, — говорилъ Пахомычъ. — Книгами-бы тебѣ торговать.
— Самъ знаю, что не на свою, да поздно свѣтъ знанiя меня осѣнилъ.
Вѣдь, бездна неочерпаемая всякаго знанiя… поздно теперь все постичь.
— Сударь, какъ вы полагаете, — вступалъ онъ въ разговоръ съ какимъ-нибудь „ученымъ“: — много наукъ на свѣтѣ?
— Много, — улыбался тотъ. — А что?
— Такъ. А какая ихъ причина?.. чтобы людямъ на утѣшенiе и всякое благо?..
— Ну, безусловно! Науки облегчаютъ человѣку борьбу съ нуждой, съ силами природы…
— Такъ и зналъ… вѣрно.
Въ первое же появленiе Сени на „Сухаревкѣ“ Кириллъ Семенычъ сунулъ ему въ руку географiю и ариөметику и велѣлъ все читать, безъ пропуска.
— Не поймешь, а читай, — вычитаешь… А вотъ это все снаряды… ихъ „учоные“ покупаютъ… Вотъ тебѣ электрическая батарея, — звонъ можетъ производить, — показывалъ онъ скупленный и исправленный хламъ. — Это вотъ — катушка электрическая, — человѣка можетъ скорчить, ежели въ ее электричества напустить!.. Это вотъ для химiи нужно… что-нибудь такое, ну, кислоту тамъ добыть, ядъ какой-нибудь на пользу мастерства… Тутъ все по наукѣ, только понимающiе покупаютъ.
Каждое воскресенье Кириллъ Семенычъ открывалъ Сенѣ что-нибудь новое, о чемъ тотъ и не слыхивалъ въ Иванковской школѣ. Груды книгъ Пахомыча особенно поражали воображенiе мальчугана, говорили о какомъ-то особомъ мiрѣ, о существованiи котораго Сеня и не подозрѣвалъ.
— Это что! — вдохновенно говорилъ Кириллъ Семенычъ. — Это такъ, одна видимость… Ихъ-то, братикъ, миллiоны напечатаны. Онѣ по угламъ разсованы. А „учоные“ такъ въ нихъ и сидятъ, соображаютъ, стараются для всѣхъ…
„Учоныхъ“ онъ сумѣлъ представить Сенѣ въ такомъ таинственно-заманчивомъ видѣ, что, когда проходилъ мимо господинъ, по примѣтамъ Кирилла Семеныча похожiй на „учонаго“, Сеня осматривалъ его съ головы до ногъ, стараясь подмѣтить въ немъ что-нибудь необыкновенное.
— Отъ нихъ все, для всѣхъ стараются. Дай срокъ и до деревни доберутся, и такая тамъ жизнь пойдетъ, — умирать не надо…
— А скоро это будетъ, Кириллъ Семенычъ?
— Какъ скоро?.. годовъ такъ, надо полагать, черезъ… двадцать… а можетъ и черезъ сто… какъ наука себя окажетъ. Читай вотъ и постигнешь.