В опале честный иудей
Шрифт:
Признаюсь, в первое мгновение я немного растерялась (на что, очевидно, и рассчитывали анонимщики): милиция, кража, неведомый вор... Помню, все же успела моментально сообразить, что это какая-то путаница, у нас ничего не пропадало, о чем я и уведомила «дежурного». Но «капитан», ссылаясь на какие-то формальности, настаивал на нашем визите. Я не очень определенно согласилась. А когда передала содержание разговора с «милицией» Александру Владимировичу, находившемуся в другой комнате, он без колебаний заявил, что не намерен бежать куда-то по сомнительному звонку, да еще поздним вечером. Он, чудак, никак не соглашался ощущать себя бесправным обитателем гигантской тюрьмы, какой был СССР. Я была послушнее, проще говоря, трусливее. С трудом упросила его хотя бы позвонить в отделение милиции. Он сделал это крайне неохотно. И что
Конечно, можно было повеселиться вместе с дежурным отделения и успокоиться на том, что над нами и впрямь подшутили, просто хотели заставить «прогуляться» около километра по плохо освещенным закоулкам нового квартала и опять, как и наметили «шутники», оставить в дураках. А кто может поручиться, что именно в неосвещенном месте нас не ожидал удар из-за угла?.. Вечер... Безлюдно... Ни следов, ни улик, ни свидетелей - всего-то телефонный разговор, о котором никто, кроме нас, не знал...
К нам приезжали врачи, которых мы не вызывали, особенно в ночные часы. Соболева требовали по телефону на какие-то срочные обследования в медучреждения. От таких явок его спасал характер: он терпеть не мог, когда ему кто-то что-то да еще срочно навязывал или приказывал! Он, на всякий случай, перезванивал и, разумеется, обнаруживал еще одно, еще одно и еще одно намерение «подшутить» над ним, а того приятнее - одурачить: позвали - он и побежал... Сме-ху-то, смеху-то!..
На чем основана моя уверенность, что телефонным террором занимались члены ССП? На содержании кратких телефонных бесед, где они ухитрялись, не таясь, продемонстрировать профессиональную осведомленность, непосвященным неизвестную, чуждую.
Единственная в своем роде «симфония» под названием «телефонный террор» - плод четвертьвекового коллективного непрерывного труда вернопроданных советских писателей - закончилась, как и принято в мире музыки, усилением звучности, крещендо, примерно за два месяца до смерти Ал. Соболева. Он угасал. Не выходил на улицу, как птица, заключенная в клетку, смотрел через окна на зовущий лес... ежедневно приезжала медсестра, чтобы сделать уколы, призванные, как я поняла, замедлять и ослаблять приступы боли...
В один из таких грустных дней я сняла трубку зазвонившего телефона. Мужской голос произнес: «Твой еврей слабый, скоро умрет...» И - частые гудки... Обдуманный удар. Но я устояла. Хотя опереться было не на кого, удержаться не за что... Просто не было в те печальные дни у меня права на слабость...
Через несколько дней Александра Владимировича поместили в больницу, выйти откуда ему было уже не суждено. Много раз после его кончины возвращалась я мысленно к тому последнему акту телефонного террора. Я ничего не забыла: ни часа звонка, ни тона, каким были произнесены жестокие слова... Я пыталась вникнуть в суть двуногого зверя, понять мужчину, избивающего слабого - женщину, - угодившего в роковые тенета... И не сумела. До сих пор.
Оглядев «телефонный террор» со всех сторон, я пришла к заключению, что этот редчайший «цветок» наверняка подойдет в букет, который сам по себе составляется по ходу моего рассказа об Ал. Соболеве, букет с самовозникшим названием «Ату его, жида, ату!». Другой «вины» за ним не значилось и не значится. По сей день. И навсегда.
Послание потомкам. Напомню, неприсуждение Ленинской премии, неприглашение в Союз советских писателей - события в биографии Ал. Соболева, относящиеся к началу 60-х годов. А в 1968 г. они откликнулись неожиданным эхом. Не был он ни почитателем, ни читателем журнала «Огонек». Сам не знал почему - купил вдруг декабрьский номер этого журнала за 1968 г. Не иначе как судьба подсунула. Равнодушно полистал, решил уже отложить, но нечаянно обратил внимание на статью Вано Мурадели. Взялся за чтение и в середине статьи обнаружил абзац, который прочел с интересом. Вано Ильич сообщал, что совсем недавно получил письмо, очень его растрогавшее. «Собственно не письмо, - говорилось в статье композитора, - а удостоверение, присланное мне Новороссийским ГК ВЛКСМ, которое удостоверяет, что песня “Бухенвальдский набат” направлена городским молодежным штабом по отправке писем в будущее... В 2017 год - положена в капсулу-контейнер на дно
«Самая гражданственная песня» Вано Ильича, приходится повторять, не была авторской. Ее стихи сложил поэт Ал. Соболев. И называя песню «моей», композитор допустил неточность. Ничто не мешало ему, упоминая песню «Бухенвальдский набат», написать в скобочках - стихи Ал. Соболева. Он этого не сделал. Предположим, ошибся. Но совершенно непонятно: почему его не поправила редакция «Огонька»? Не захотели, подчиняясь велению общего «хора», назвать имя неугодного поэта? Не менее странно, что, получив удостоверение, так его растрогавшее, Вано Ильич не захотел почему-то спросить у Ал. Соболева, вручили ли и ему - по заслугам - подобный документ?..
Вопросы... вопросы... У меня нет на них исчерпывающего ответа.
Что касается Новороссийского горкома комсомола, то его позиция ясна и прозрачна. Ему никакой подсказки и не требовалось, чтобы определиться с Соболевым. Вдалеке от Москвы не стало секретом, почему, как и за что «прокатили» мимо Ленинской премии авторов знаменитого «Бухенвальдского набата». Безошибочным чутьем на легкую добычу тамошние комсомольцы мгновенно и навсегда усвоили, что песню не убили, что о композиторе Мурадели пишут, с его именем песня участвует в концертах, на песенных праздниках и прочих массовых мероприятиях, что о поэте - молчок, его, по негласному указанию, а вернее по партийному единомыслию, можно и должно списать с корабля истории, следовательно, незачем посылать ему удостоверение. Пусть «Бухенвальдский набат» отправляется к потомкам с одним автором... В действиях молодых ленинцев-сталинцев без труда проглядывала партийная мудрость. И «любовь» компартии к поэту Ал. Соболеву.
На фоне грандиозного успеха «Бухенвальдского набата» в то время, может быть, и не стоило придавать значения выходке членов Новороссийского горкома комсомола, если бы это не было продуманным оскорблением и откровенным хамством.
Александр Владимирович позвонил в Новороссийск и спросил у секретаря горкома комсомола, руководствуясь чем считают в горкоме единственным автором «Бухенвальдского набата» композитора Мурадели? Как известно, подлецы зачастую трусливы. Несколько дней спустя к нам в квартиру явился молодой человек. Не пожелав покинуть прихожую, хмуро, без поздравления, без хотя бы пары добрых слов, отдал Александру Владимировичу «корочку» - удостоверение № 83 и поспешно удалился, как сбежал...
А если бы Ал. Соболев не купил случайно журнал «Огонек», не возмутился, не позвонил?..
Ну, скажите, разве рассказанная мной история не подходящий «цветок» в самообразующийся букет с названием «Ату его, жида, ату!»? Не отворачивайтесь... Это - жизнь... И в содеянной пакости все же иногда приходится раскаиваться, с опозданием на десятилетия давать место правде.
Прошло без года тридцать лет. Я держу в руках журнал «Огонек» № 11 за 1997 г. В нем - большая, с иллюстрациями статья, по названию которой легко понять, о ком и о чем идет речь. Автор публикации - журналистка Марина Катыс в пространном очерке отвечает на вопрос, вынесенный в заголовок: «Кто сочинил “Бухенвальдский набат”? И зачем надо было скрывать имя автора лучшей антифашистской песни?» Рассказу Марины Катыс (я благодарна ей и за передачу на радио «Свобода» об Ал. Соболеве в том же, 1997 г.) предшествует небольшое редакционное вступление. Я привожу его без сокращений.
«Подшивка “Огонька” за 1968 год. В шестнадцатом номере Иннокентий Попов рассказывает о популярном композиторе Вано Мурадели и вспоминает: “Полтора часа телевизионного времени - это очень много, и однако, когда мне несколько лет назад довелось готовить монографическую передачу о Вано Ильиче Мурадели, было трудно. Ведь композитором созданы десятки сочинений, вошедших прочно в концертную практику, в наш повседневный быт, и обойти какое-либо из них казалось решительно невозможным.
Начало родилось сразу. “Бухенвальдский набат” - песня, облетевшая всю планету, ставшая своего рода символом борьбы народов за мир. Ее суровый чеканный напев, неизгладимо врезающийся в память, дал точный эмоциональный настрой всей передаче, ибо героика, мужественная сила - образная доминанта творчества композитора”.