В опале честный иудей

Соболева Татьяна Михайловна

Может быть, в какое-то мгновение в его сознании конкретная реальная физиономия нахамившего ему члена ССП + КПСС приобрела неожиданно иные очертания, расплылась, разрослась в размерах до всё сминающего, всевластного обличья коммунистического тоталитаризма, которое злобно изрыгало: «Ату его, жида, ату!..» И он словно очнулся, опомнился, взял себя в руки, не полез с кулаками на движущийся трамвай. Верно, промысел Божий дал ему тогда сверхчеловеческие силы для самоконтроля, самоспасения, для того, чтобы в годы грядущие создал он и оставил людям художественные произведения, способные украсить честное имя любого писателя - и стихотворца и прозаика. «Я никогда нигде не одинок, повсюду и всегда со мною Бог» - не на ветер брошенные им слова.

Кто-то сказал, что артист жив аплодисментами. А поэт? Разве не повседневной взаимосвязью с теми, кому предназначены напевы его души? И я опять призываю подивиться

мужеству характера Ал. Соболева, силе его воли, схожей по прочности с монолитом. Годы, десятилетия складывать рождавшиеся строки, которые поэт называл «вы - мои посевы, вы - из сердца соки», в ящик письменного стола... Без надежды напечатать... Пытка!.. И опять спрашиваю: это кому же, за какие провинности уготовил коммунистический режим такую долю? Ответ-обвинение: пожизненно озабоченному осуществлением самой заветной мечты человечества - жизнью без войн. Гражданину с пожизненной военной отметиной. И никто никого не призвал, не собирался призвать к ответу за избиение инвалида. Вопиющий, обнаженный в своей мерзости факт антисемитизма.

Прошло около пяти лет. И Ал. Соболев предпринял еще одну попытку издать сборник стихов. Он обратился в издательство «Советская Россия», по слухам - антисемитское логово. Зачем же он туда направился? Выбора не было. Это ведь теперь на Руси множество издательств. Тогда их было считанные единицы. Не в «Детгиз» же нести рукопись с недетскими стихами?

Когда я вспоминаю то, что произошло с рукописью Ал. Соболева в издательстве «Советская Россия», на ум приходят две версии случившегося. Первая - повтор сюжета с неприсуждением Ленинской премии. Такой соблазнительный и легчайший способ надругаться, нанести авось и смертельный удар, поманить обещанием - поднять на высоту, а потом - толкнуть вниз, в «свободный полет» до приземления. Прецедент был. Урок усвоили. И в подходящий момент вспомнили: ненавистный субъект, не дающий покоя своим «Бухенвальдским набатом», сам, добровольно отдавал себя в жадные до расправы руки, чем стимулировал повтор того, так хорошо удавшегося «развлекательного» мероприятия.

Вторая версия - повтор происшедшего в издательстве «Московский рабочий», но с продолжением. Намеренно оскорбить, вызвать, разумеется, возмущение и - о радость!
– возбудить пагубное, заранее обреченное на провал стремление добиваться справедливости! А это значит писать, ходить на приемы, судиться - словом, навязанная тяжба, с нервотрепкой на многие месяцы... Способов затянуть конфликт - необозримое множество!

Тянуть жилы из инвалида ВОВ? Ну и славно!.. Бдительность Ал. Соболева усыпили с первых же минут его появления в издательстве: встретили с распростертыми объятиями, упрекнули за промедление, мол, давно ждали. Рукопись приняли, разыграв благодарность, радость. Включили немедленно в тематический план изданий с хвалебной аннотацией. Учли «недоработку», «упущение» «Московского рабочего», не сумевшего заставить автора носиться по инстанциям. Здесь, в «Советской России», события направили по заданному руслу: «Коготок увяз - всей птичке пропасть». Не иначе как веруя в удачу иезуитского умысла, при этом ни в грош не ставя закон и правопорядок, существовавшие для таких только на бумаге, с Ал. Соболевым заключили издательский договор. То есть на свет появился юридический документ, подтверждающий благие намерения издательства, налагавший на него в будущем ответственность за свои действия. «Коготок увяз...» Ну а что же поэт? Разинув рот, улыбаясь до ушей, доверчиво шел навстречу грядущей беде? Нет. Он насторожился. Но сильное желание издать книгу сбило его с толку, подсказало наивную мысль, за которую он, увы, ухватился: издатели-де, подобно множеству людей, покоренные, завороженные «Бухенвальдским набатом», в конце концов изменили к нему отношение, устыдились, раскаялись...

Через несколько месяцев рукопись была возвращена Ал. Соболеву. По манере угадывался один и тот же режиссер: и на этот раз получение бандероли было приурочено к какому-то красному дню календаря. Добровольная демонстрация мыслительного убожества: мол, все ликуют и радуются, а ты сиди и вой от досады! Судили по себе.

Но как решилось издательство на противозаконный акт - безосновательно, в одностороннем порядке нарушить договор с автором? Все становится ясно, если не забывать, что происходило названное действие в тоталитарном государстве, где есть один закон над всеми законами - воля, точнее произвол, прихоть или та самая «правда партии» правящей, которой никто не смел перечить. Советское издательство не было бы, не могло бы быть издательством, исповедуй оно иную веру. Кто мог остановить руку партии, ударившую Ал. Соболева? В СССР - никто. Жаловаться партии на партию, как в деле с Московским радио, что ли? Волку на его зубы?

Зная,

понимая все это, почему же Ал. Соболев обратился в поисках правды в суд, советский суд? А почему утопающий хватается за соломинку? Безропотно, без боя смириться с гибелью у тебя на глазах твоего детища - твоего творчества? Не смел, не мог он поверить в то, что было непереносимо страшно. Даже в безвыходном, казалось, положении утверждалась потребность протеста.

Противоположная сторона сразу же пустила в ход тяжелую артиллерию «телефонного права» и «телефонного сговора». Перед этой канонадой не устояла ни одна судебная инстанция, включая заместителей Председателя Верховного суда РСФСР, куда обратился Ал. Соболев, обжаловав несправедливые решения районного и городского судов. Замов Председателя республиканской судебной власти без труда «достали». Но сам Председатель оказался для преступных заговорщиков недосягаем, неуязвим: он был компартийной номенклатурой самого высокого ранга и мог позволить себе не обращать внимания на заливистый брёх ошалевших псов, в том числе и высокопоставленных. Он направил дело на новое рассмотрение прямо в городской суд, который, подчиняясь уже своему хозяину, постановил взыскать (на основании договора) с издательства «Советская Россия» полную сумму гонорара за неизданную рукопись. Решение в пользу Ал. Соболева. Победа? Нет. Рукопись осталась неизданной. На второй круг тяжбы у инвалида просто не было сил. Да и, как он уже понял, при сложившемся раскладе «за» и «против» перевес не на его стороне, дальнейшая борьба бесплодна. Мне кажется, прочитав многое между строк дела, без труда разгадав всю подноготную с присутствием еврейского вопроса, Председатель Верховного суда решил хоть частично компенсировать пострадавшему поэту многомесячную нервотрепку. И на том спасибо. Даже малейшая поддержка еврея хоть на каком-то судебном переходе была полнейшей неожиданностью для «друзей» Ал. Соболева. Им волей-неволей пришлось проглотить горькую пилюлю. Ведь лишая Ал. Соболева возможности публиковаться, они не только замалчивали его, загоняли в безвестность, но и оставляли фактически без заработка. План был грандиозный (а какая за этим ненависть!): унижать, оскорблять, трепать без конца нервы, заставлять к тому же нищенствовать на грошовую пенсию.

Но «Бухенвальдский набат» - жил, звучал над страной и в мире и приносил автору приличный (по нашим скромным, разумным запросам) исполнительский гонорар. И вот тут-то «други» дорогие были совершенно бессильны: джин вылез из бутылки!

А мне, откровенно говоря, жаль, что присужденную судом Ал. Соболеву довольно солидную сумму не удержали из личных доходов озлобленных бездарей писательского сословия. За их фокусы расплатилось, увы, государство, налогоплательщики. Не партия, не ССП. По правилам компартий-ной справедливости - всесторонне обираемый народ. Не напрямик, вслух, естественно, а кружными путями, негласно.

Добавлю, что в течение судебной тяжбы, а продолжалась она девять месяцев, мы вынуждены были трижды менять адвокатов: их или запугивали, и они отказывались участвовать в процессе, или покупали, перекупали. За все это время в судейской среде нашелся один смелый и порядочный человек - член горсуда Князев. Виновата, но в суете и сутолоке тех дней больше ничего о нем не узнала. Он, при первом разбирательстве конфликта в горсуде, оставил частное мнение в защиту истца, т.е. Ал. Соболева. Он, конечно, все тоже понял, но, в отличие от своих коллег, не стал подличать по звонку «сверху». Низкий ему поклон, хоть и запоздалый.

И еще. Сторону поэта на судах представляла я. Изо всех сил доказывала, убеждала, увещевала, горячилась, волновалась... «Не мечите бисер...» Только много позже поняла, как жалко, беспомощно выглядела, рассыпаясь в красноречии перед истуканами. Тут и Цицерон был бы бессилен. Советские судьи... Они выходили в зал заседаний с готовым решением, исполненным под диктовку оппонентов Ал. Соболева. Прений сторон за ненадобностью могло и не быть вовсе... И было это в 1968 г., в ту пору, когда миллионы людей неистовствовали, аплодируя «Бухенвальдскому набату». И никто из них и заподозрить не мог, что автора знаменитой песни «за кулисами», в темном углу избивают с намерением убить.

Не спешите читать дальше. Остановитесь... Подумайте... Встаньте мысленно на несколько минут рядом с поэтом, когда он кладет отринутую рукопись сборника своих стихов -«в стол»... На бессрочную «отлежку». Что впереди?.. Может быть, ждет его безвестная жизнь, его труд - погибель... Попытайтесь заглянуть в его лицо, в глаза, вникнуть в то, что там написано... Посочувствуйте... Посострадайте... И поймете, почему в начале 80-х, не имея никакой возможности реализовать, отдать людям созданное за многие годы, не видя выхода из тупика, куда был загнан, Ал. Соболев сочиняет «реквием» своему творчеству.