В опале честный иудей
Шрифт:
Строки мои, строки, чудо иль не чудо?
Ваши где истоки, кто вы и откуда?
Я того не знаю: днями и ночами я вас не слагаю, вы родитесь сами.
Строфы мои, строфы, вы - моя отрава, вы - моя Голгофа, честь моя и слава.
Три строфы высоких песней в небо взмыли и какой широкий мне простор открыли.
Прочих супостаты держат на запоре...
Строки-арестанты - боль моя и горе...
Вы - мои посевы, вы - из сердца соки, вы - души напевы, строки мои, строки...
Слагает поэт эти печальные строки под аккомпанемент «Бухенвальдского набата», грампластинки с которым вот уже двадцать лет продолжают раскупать нарасхват, который
«Без чувства, что его ценят, ему доверяют, его работой интересуются, любой творческий работник, будь то ученый, писатель или художник, интенсивно и смело работать не может». Это слова П.Л. Капицы. В унисон с его суждением я назову следующую часть своего рассказа строкой из стихотворения Ал. Соболева:
«Я - СЫН твой,
А НЕ ПАСЫНОК, О РУСЬ...»
От хорошей жизни подобные строчки не сочиняют. Горькая доля пасынков - не открытие. Но создателю произведения, всколыхнувшего мир, чувствовать себя пасынком в своем Отечестве?!
В этой части повествования читателю будут предложены отдельные события жизни Ал. Соболева не в хронологическом порядке. Постараюсь не упустить ни одного сколько-нибудь заметного или примечательного факта его биографии. Я не подбирала их специально, с каким-то умыслом. Сами собой они являются разной силы сочными, выразительными мазками в картине его житья-бытья в обществе, где, не забудьте, «человек человеку — друг, товарищ и брат». Коммунистический лозунг.
Может быть, некстати возникла некая аналогия. Представьте себе водоем, много купающихся, среди них - группа неприметных убийц. Их задача - утопить известную им заказанную жертву. Зорко следят они за ее поведением: вот голова обреченного появилась над водой. Но тут же, вроде бы играя, преступная рука с силой погружает ее поглубже в воду. .
Пловец выныривает неподалеку... Действие повторяется... И так до тех пор, пока голова жертвы больше уже не появляется над водой... Тихое, неприметное убийство состоялось.
Многое из того, о чем я поведаю ниже, объединимо «под шапкой» стихотворением Ал. Соболева. Дата его создания, 1968 год, не случайная - это год, когда перед поэтом захлопнулись наглухо двери всех издательств.
День на день так похож!.. Ну и что ж...
Время мчится с космической скоростью. Торжествует над правдою ложь, беззаконье глумится над совестью.
Я шагаю в леске налегке,
воздух полон февральскою свежестью.
Ни за что не поддамся тоске, не сломить меня злу и невежеству.
Пусть сражаюсь один на один с наседающим вражеским сонмищем, сердце бьется покуда в груди и пока надо мной светит солнышко, я врагам не отдам никогда все, что мною добыто и сложено...
Нет, не только вода да еда, человеку - свобода положена!
А теперь - иллюстрации, расшифровка, факты.
Комитет по печати. Рецензии. Не в натуре автора «Бухенвальдского набата» было уступать да сдаваться: «...не сломить меня злу и невежеству». После кратковременной передышки поэт вернулся к мысли об издании сборника стихов. Имея копию отличного отзыва о своих стихах Л.И. Тимофеева, Ал. Соболев задумал оспорить доводы издательства «Советская Россия», отказавшего ему в издании сборника стихов на основании отрицательной рецензии, изготовленной, как нетрудно было догадаться,
Комитет без лишних проволочек объявил поэту шах, потребовав для всестороннего и беспристрастного разбора обращения Ал. Соболева... рукопись. Ал. Соболев пытался возразить: достаточно того, что в поэзии он не новичок, наоборот, сдавший экзамен «на отлично». И Л.И. Тимофеев только подтвердил его незаурядное литературное дарование. Но Комитет стоял на своем твердо, мнение миллионов для него не указ, мнение авторитетного литературоведа - тоже. Сами с усами. Разберемся... «Перетягивание каната»... Ал. Соболев отвез рукопись сборника в Комитет, а вскоре, как и ожидал, получил «мат», т.е. свою рукопись с очередной разносной рецензией. «А судьи кто?» Да все свои же ребята, платные палачи, набившие руку на разносе неугодных им одаренных авторов: авось соперников поубавится!
Как осмеливались опровергать Л.И. Тимофеева? Негласно. Втайне получали заказ, втайне вручали содеянное заказчику. Имена? А зачем? Каждый из них олицетворял систему. Думаю, этого достаточно. Большую часть рецензий - необъективных, злобных - поэт выбрасывал. Создавалось впечатление, что состряпывались они по одному трафарету, с убогим однообразием. Обычно в первых строчках «отповеди» присутствовали порой даже светлые краски: называлось несколько, по мнению рецензента, терпимых, почти удачных стихотворений. Затем тени сгущались, и рождался приговор: преобладающая часть рукописи критики не выдерживает.
И тогда возникало дежурное резюме: достойных внимания стихов так мало, что они не составляют сборника. Следовательно, книги для издания нет. И это был приговор окончательный, подобный пудовому замку на воротах издательств, куда вход автору закрывался навсегда. Почему навсегда? Да потому, что ни в одной издательской рецензии на стихи Ал. Соболева не было той необходимой фразы, которая говорила бы о намерении издателей вернуться к его стихам. Ни разу не довелось увидеть своего рода поддержку-обещание: «Рукопись следует доработать и пополнить новыми стихами».
Как-то раз я взяла случайно сохранившиеся рецензии и занялась своеобразным анализом. На одну половину листа бумаги выписала названия стихов, заслуживших у рецензентов знак плюс, на другую половину - знак минус. Забавная получилась картина: то, что хвалил один, под корень рубил другой... И наоборот. Несложный подсчет, и оказалось: более двух третей стихов Ал. Соболева, даже по предвзято придирчивым оценкам заказных рецензентов, «котировались» по высшей шкале ценностей... Но всегда не они служили основанием отношений поэта и издателей.
Как реагировал Ал. Соболев на охаивание своих достойных публикации стихов? Спокойно: читал и, как говорила, выбрасывал. Поэт внутренне был готов перенести любой выпад против себя благодаря им же, я говорила, придуманному «амортизатору»: «важно не явление, а отношение к нему».
Но в отдельных случаях, когда рецензент разносил его стихи с особым рвением, он «отвечал», с прицелом на будущее, эпиграммой или пародией.
Помню, как разлютовался в отзыве о рукописи Ал. Соболева чистой воды советский поэт Александр Жаров, автор поэмы «Гармонь» о социалистических преобразованиях в советской деревне. Украшали сочинение стилистические находки. Например: