В опале честный иудей
Шрифт:
В предвидении важного имени скользнула глазами по золоту: Кузнецов. За что такой почет - классик?.. Между Достоевским и Толстым - память такого не удержала... Александр Владимирович, более осведомленный в именах, кратко бросил: критик... Но за этим «белинским» я не могла назвать ни одного всем известного деяния на поприще критики. Ему этого и не требовалось. Право издаваться ежегодно ему обеспечивал билет ССП. А содержание? Кого оно интересовало?.. Выпустили для галочки в плане издательства. И дело с концом! Все довольны, как говорят, «и овцы целы, и волки сыты». А для того чтобы преподать лишний урок Ал. Соболеву - все средства хороши. Но сей «выстрел» «друзей» Ал. Соболева попал в «молоко». Он увидел в парадном одеянии книги критика обычную щедрую плату за набор
А вот на книжку члена ССП поэта А. Корнеева Ал. Соболев обратил внимание. Рецензентом его книги выступил Егор Исаев, из чего следовало заключить, что А. Корнеев - свой человек. Очевидно, по такой уважительной причине издательство «Современник» выпустило его поэтический сборник примерно таким же объемом, что и у Ал. Соболева, в подарочном оформлении (?!): твердая обложка, многоцветные рисунки, отличная бумага, каждое стихотворение - на отдельной странице, первые буквы украшены виньетками, орнаменты в конце стихотворений... Полный набор изобретательности во ублажение автора, «своего в доску».
Чтобы сейчас и закончить разговор об авторе счастливчике. повеселю читателей.
Разница в оформлении книг Корнеева и Ал. Соболева была столь разительна, что наивный мой супруг упомянул о ней в беседе с инструктором ЦК (фамилия, если мне память не изменяет, Алифанов). И услышал ответ - готовый анекдот: «Ну, может, у него стихи слабоватые, вот и захотели это компенсировать хорошим оформлением». Вот такая смесь издевательства и идиотизма.
За свою неосмотрительность - еще бы, задел «своего» - .Ал. Соболев поплатился спустя восемь лет после смерти. Но об этом позже.
Я рассказала о том, что Ал. Соболев забрал из издательства свою первую и единственную книжку, «книжку-малышку». Он знать не знал, ведать не ведал, что ждет его впереди, т.е. тогда, когда станет он читать свои стихи изданными...
Это был удар, рассчитанный по меньшей мере на инфаркт. Ал. Соболев не верил своим глазам. Он не узнавал своих стихов, как будто над ними пронесся ураган и оставил после себя бурелом... Почти каждое стихотворение имело «увечье»: пропущенные слова, строки, целые строфы, что искажало смысл стиха, неграмотное, дурацкое, иначе не скажешь, редактирование, сбит ритм. В общем, «остались от козлика рожки да ножки» Состоялось это действо в 1985 г.
Опережая события, скажу: в 1994 г., т.е. спустя восемь лет после смерти Ал. Соболева, я попросила двух известных уважаемых литературных критиков - В.Ф. Огнева и А.М. Туркова оценить плодотворный «коммунистический труд» издателей «Современника». (А как же! Трудились по-коммунистически!) Критики называли, а я сосчитала названные ими стихи, которые, по их письменному заключению, нуждались в возврате к авторской редакции, таких оказалось 35 из 48, т.е. три четверти содержания сборника... Издатели, кто именно - не знаю, «работали в перчатках» и следов не оставили, сознательно, умышленно изуродовали, исказили стихи и под именем Ал. Соболева выпустили в свет. «Авторский» сборник. Чье авторство?! Скомпрометировали поэта, создавшего знаменитый «Бухенвальдский набат», отменно. Опорочили. Оболгали... Чтобы притупить его внимание к выходу книги, схитрили, склонили дать им доверенность. «Не волнуйся, друг, все будет в порядке. Поправляйся!» Это была маска. Из-за маски показалось обличье изувера, которое ехидно спросило: «Ты хотел книжку?.. Получи». Получил. За год до смерти. Преподнесшие Ал. Соболеву такой «подарок» ко Дню Победы знали: после двух онкологических операций жизнь его на исходе. «Раззудись, плечо! Размахнись, рука! И...эх!» Гуманисты с двумя билетами в кармане - чл. КПСС и чл. ССП - обухом по голове умирающего автора «Бухенвальдского набата»! Впечатляет, верно? И требует осмысления как акт изуверства.
Он вынес этот удар. Вспомнились мне его слова о том, что не будь мы «вятскими лошадками», привычными к суровой жизни, выносливыми и неприхотливыми, догонявшие и обгонявшие один другого удары сбили бы обоих с ног... Он и в этом, уже безвыходном положении не стал сдаваться, хотя понимал:
Только от безысходности обратился он к тогдашнему председателю Комитета по печати СССР Б.Н. Пастухову, затем депутату Думы Российской Федерации, попросил личного приема. Таковой состоялся. Знать бы заранее, да что толку?.. Я сумела предупредить главу печати страны, что идет к нему на прием человек с двумя онкологическими операциями в недавнем прошлом, что он приговорен, что жить ему осталось считанные месяцы.
...Поднявшись с кресла за своим столом (надо было понимать - во гневе праведном), потрясая над головой книжкой-малышкой «Бухенвальдский набат» в исполнении «Современника», Пастухов патетически восклицал: «Надо еще спросить их (издателей - Г. С.), что они там три с половиной года редактировали?! Безобразие!»
Актер! Ему бы на театральные подмостки или в балаган на ярмарку, а он в госдеятели подался! Ряженый! С истинно актерским мастерством и притворством выманил он у Ал. Соболева новую, объемистую рукопись стихов, выманил, прислав письмо, где черным по белому пообещал: «По получении рукописи сборника будет определено издательство для его издания». Письмо как памятник бесчеловечности и злобного коварства храню. Пастухов был так уверен в личной безнаказанности и беззащитности, беспомощности поэта, что не задумываясь бросил «приманку»... И пел бесшабашный заяц: «А нам все равно, а нам все равно!..» А что же Ал. Соболев? Поверил обещанию Пастухова взять издание пополненной рукописи под личный контроль? Сомневайся, не сомневайся, а лучшего выхода тогда у Ал. Соболева из создавшегося положения не существовало.
Сыграв в спектакле отведенную (самим или кем-то?) ему роль, актер, он же председатель Комитета по печати СССР, Пастухов отгородился от Ал. Соболева неприступной стеной помощников и секретарш...
Ал. Соболев понял, что обманут - в который раз, оскорблен - в который раз! И теперь человеком, который в данном случае мог сделать все, на чем настаивал поэт, и который не захотел и пальцем пошевельнуть в его защиту. Мерзость была совершена, совершена с поднесенным к носу Ал. Соболева кукишем: «Накось, выкуси!» Почему Пастухов подыграл «фарисейской банде»? Точного ответа у меня нет. Есть предположение. Пастухов, как мы узнали много позже, доживал последние месяцы на своем высоком посту. Кто мог и должен был определить будущую сферу деятельности этой партноменклатуры? Разумеется, ЦК партии, кто же кроме? А там (это Пастухов, конечно, знал) Ал. Соболев в любимчиках не значился. Так стоило из-за него осложнять свои отношения с теми, в чьих руках было его будущее, от кого зависела карьера? Пастухов легко и просто пожертвовал поэтом Ал. Соболевым ради личного благополучия, блюдя закон стаи: «С волками жить - по-волчьи выть». Одно бесспорно: он отказал поэту, стоявшему на краю могилы, в помощи. Он его лишний разок подтолкнул туда. Не права?..
Страх за жизнь и здоровье Александра Владимировича полностью владели мной в то время, сверхжелание (хотя понимала - тщетное) продлить ему жизнь во что бы то ни стало жило во мне неотступно, подавляя все другое, поэтому я не помню, отослал ли Александр Владимирович коммунисту, ленинцу-сталинцу Б.Н. Пастухову краткую благодарность. То был тогда единственный способ дать сдачи на предательский удар.
Я вам благодарен бесконечно, благодетель и радетель мой.
Вот на самом деле вы какой!
Что ж, ведь у меня, как и у вас, в запасе вечность...
Можно потерять годок-другой...
Не было в запасе у поэта даже таких коротких сроков. Он так и ушел в могилу с горьким сознанием без вины виноватого перед всеми теми, кого сумел однажды взволновать безмерно глубоко и перед кем был подло опорочен. Сборник издали тиражом в десять тысяч экземпляров. Но, к удивлению, его нигде не было в продаже. И я втайне радовалась тому, что его, даже в обезображенном виде, не пустили в продажу, а надеялась - сразу под нож резательной машины.