В опале честный иудей

Соболева Татьяна Михайловна

Что стало с рукописью, отданной в руки Пастухову? Она отправилась к рецензентам. Пожалуй, хлеще других отличился поэт Анатолий Жигулин. За пять месяцев до смерти автора «Бухенвальдского набата» он получил от собрата по перу весточку - рецензию разносного содержания. Отповедь этой бездари поэту Ал. Соболеву заканчивалась несколькими фразами, достойными украсить его навечно: «В стихах Соболева нет поэзии, значит, нет таланта... Книгу нельзя издавать. Надо вернуть ее автору». Не могу сдержать восхищения разумом и благородством А. Жигулина! Как он ревностно оберегает

людей от стихов Ал. Соболева, как заботливо печется о воспитании у них вкуса к высокой поэзии!

Мне не хочется говорить о творчестве Жигулина по схеме: «Дурак!
– Сам дурак!». Люди давно научились охлаждать излишний пыл простыми истинами: «Насильно мил не будешь», «О вкусах не спорят», «Каждому - свое» и т.д. Но как понять Жигулина, нанесшего удар, жестокий, осмысленный удар, инвалиду войны пожизненно, пораженному к тому же онкологическим заболеванием? Поднявшего руку на умирающего? Что это он так озлобился? Что помешало ему’ обуздать свои разбушевавшиеся эмоции?.. Наверно, на эти вопросы сумеют ответить те, кто знал Жигулина лично. И не по одному бесчеловечному выпаду.

ПОСЛЕДНИЕ МЕСЯЦЫ ЖИЗНИ.

СМЕРТЬ. ЗАВЕЩАНИЕ

Он оставался самим собой. «О нет, ни жалобы, ни стона не ждите от меня, враги». Не изменил борцовских качеств характера ни под напором недуга, ни под натиском озверевших врагов, почуявших близость победы над ненавистным, так крепко насолившим им поэтом... Каким оружием надлежало ему отстаивать, оберегать свое человеческое достоинство, обороняясь от изуверов, ощущая убывающие день за днем физические силы?

Ложь с произволом предо мной неодолимою стеной...

Их сам «святой» усатый бог в своем Кремле венчал...

Он в добродетельный наряд чету одеть сумел.

Иль пуля в лоб, иль в лагеря, кто усомниться смел...

И все-таки стихи, написанные Ал. Соболевым в последние месяцы жизни, не могу назвать иначе как поэтическим реквиемом. Он не ныл, не жаловался, но в каждом из этих волнующих стихотворений невольно слышалась печальная нота, прощание с жизнью, прощание с этим миром, который даже перед надвигающейся темнотой небытия он умел видеть прекрасным, приветливым, рождающим надежду... Посещали его в то грустное время воспоминания о самых счастливых днях прожитой жизни. То были воскресшие, засиявшие из прошлого дни начала большой любви.

.. .Март метет снежинками, землю порошит.

Голубыми льдинками горизонт прошит.

Звоном с переливами занялся рассвет.

А меня счастливее в целом мире нет.

Раненый, контуженый отставной солдат, я с моею суженой нищий, да богат...

Это часть стихотворения, которое начинается словами: «И поныне слышу я шепот нежных слов...» Он мысленно вернулся на тридцать девять лет назад. А потом написал вдруг стихотворение «Мой звездный час». Когда он был, звездный час поэта?

.. .Возможно, был он - этот час -один на всем веку, когда мальчишкой в первый раз я рифмовал строку...

А может быть, тогда,

.. .когда во всей красе прочел впервые

опус свой на третьей полосе?..

...Бежали годы... Верно, вновь он просверкал сильней, когда на вечную любовь я повстречался с ней...

Потом, спустя много трудных лет,

.. .стихом ударил я в набат на весь на шар земной...

Вот тогда и был

...наш общий звездный час...

Так почему же черствый ком щемит в моей груди и слышу я: «Потом, потом, тот самый, самый, погоди, зажжется впереди... тот самый в вышине».

При мне иль не при мне?

И суждено было мне вторично пережить чувство сдавившего грудь страха. Первого декабря 1985 г. он, по обыкновению, поздравил меня с днем рождения стихами. Не стал читать сам. Положил их передо мной.

«С тобой мне ничего не страшно», - говорилось в первой строке... Опять это не его, не его слово, ощущение - страшно... Чего «страшно» или «не страшно»? Я, не вникая в смысл следующих строк, пробежала по ним глазами и... прочитала слова прощания:

...и даже смерть нас не разлучит; нас навсегда венчала жизнь.

Он знал? Он готовил меня к скорой вечной разлуке?

О том, что было это и последнее и не последнее «прости», я поняла только год спустя... Но об этом в своем месте. В части книги «Он и я - мы».

До последних дней жизни волновала его судьба всего созданного за полвека творческой деятельности.

...Не покидаю поле боя.

Я не покину это поле, пока стихи мои в неволе...

Он предпринял последнюю, призрачную попытку для спасения своего детища, своих стихов. Он написал большое письмо Александру Яковлеву - одной из важных партийных персон того времени. Я его не отговаривала - зачем лишать умирающего человека даже иллюзорной надежды?.. Он так и не дождался ответа на свое взволнованное обращение. Нехорошие мысли приходят мне в голову, когда я вижу на телеэкране этого ленинца-сталинца в новом качестве... Для добрых дел лучше иметь чистые руки, чистую совесть.

Временами у поэта словно появлялось «второе дыхание». Как в прежние, для него уже далекие дни.

Пока не кану я в пучину, пока гореть во мне огню, я буду штурмовать вершину и совести не изменю...

Вдруг написал стихи о вечной эстафете поколений. Он как будто подводил итоги содеянного на благо людей. Хотел он этого или не хотел, но и в этом коротком стихотворении прослушивается прощание. Не тем ли пронизаны его заключительные слова:

.. .ничто на свете вечно не живет... ты оставляешь след свой на пути, чтоб мог другой уверенней идти.

За последние два года своей жизни он написал кроме других два стихотворения с одинаковым названием: «Квадратура круга». Квадратура круга - нерешаемая задача. Об одном я уже писала. Оно построено в форме диалога Поэта и Времени. Вечное Время ставит перед поэтом крайне трудно решаемые задачи.

...О Время, все я разумею, твоим советом дорожу.

Я одолею, что сумею, и людям словом послужу.

Молюсь, надеюсь - Бог поможет...

Не вытирая пот с лица, пойду вперед по бездорожью, отдамся песне до конца.