В поисках будущего
Шрифт:
– Если вам что-то понадобится, – снова говорю я в основном потому, что не знаю, что сказать, – просто дайте мне знать…
Она снова улыбается, хотя в ее глазах не отражаются никакие эмоции.
– Конечно.
– Я пойду, посмотрю, как там Роуз, – это звучит менее вызывающе, чем, например, сказать, что я иду наверх, в спальню Роуз. Пусть мы и старше и даже в этой ситуации, мне все равно неудобно говорить ее матери, что я иду наверх, в спальню.
Но она даже близко об этом не думает. Она просто кивает и качает головой, когда я собираюсь отнести кружку к раковине.
– Я этим займусь, – но потом она встает
И тогда она меня обнимает.
Это… мило. Моя собственная мать не из тех, кто любит обниматься. Не то что бы меня игнорировали, или третировали, или оскорбляли, нет, ничего такого, но в нашем доме не принято демонстрировать свои чувства. Не слишком сильно, во всяком случае. Объятья зарезервированы для таких случаев, как прощание на вокзале перед поездом и все такое. Не для семи вечера в субботу. Конечно, ситуация сейчас совершенно ненормальная, но это все равно мило. Я обнимаю ее в ответ, хотя это довольно странно, но не похоже, что она замечает эту странность.
– Спасибо, – снова говорит она и отстраняется, делая небольшой шаг назад. – Спасибо, что заботишься о ней.
Я неловко киваю и убегаю вверх по лестнице. Роуз крепко спит в своей постели, и я осторожно ложусь рядом с ней, почти отчаянно желая обнять ее. Я делаю это, и она бессознательно поворачивается ко мне. Я так ее люблю.
Я никогда больше не хочу ее отпускать.
========== Глава 32. Хьюго. 3 марта ==========
Странно просыпаться утром на следующий день после того, как ты узнал, что твой отец умер.
Когда я просыпаюсь, я оказываюсь в смутно знакомой кровати с покрывалом в цветочек и среди нежно-голубых стен. Мне требуется почти тридцать секунд, чтобы осознать, что я в гостевой спальне в доме бабушки. Мы с Роуз иногда спали в этой комнате, когда были маленькими, но прошло, наверное, восемь или девять лет с тех пор, как я в последний раз здесь ночевал.
Эта мысль заставляет меня почувствовать себя виноватым, и я откидываю одеяло и поднимаюсь. Я не проводил с родителями своей мамы столько времени, сколько с папиными родителями. На самом деле я даже не знаю никого с этой стороны моей семьи кроме бабушки и дедушки, и теперь, когда дед умер, осталась только бабуля.
И осознание этого заставляет меня вспомнить вчерашний день.
Я еще спал, когда пришел Невилл, разбудил меня и сказал спускаться вниз. Я спросил, что случилось, но он лишь покачал головой и сказал, чтобы я оделся и встретил его внизу. Я сонно выбрался из постели, натянул пару мятых джинс и футболку, поплескал водой в лицо, и, спотыкаясь, спустился вниз. Я знал, что с самого начала что-то было не так, но не мог представить, что. Я надеялся, что это у меня неприятности или что-то вроде, но я знал, что меня не разбудили бы, пока на улице еще темно, чтобы наложить взыскание. Я взглянул на часы: четыре двадцать девять утра.
Невилл ждал, пока я спущусь, и я наконец смог посмотреть ему в лицо. Оно было мрачным и расстроенным, и я понял, что это нечто большее, чем просто взыскание. Я снова спросил, что случилось, но он ничего не сказал, только сделал жест следовать за ним. Его кабинет прямо рядом с общей гостиной, поэтому далеко идти нам не пришлось, но в ту
Внутри сидели дядя Гарри и тетя Джинни, и выглядели они оба ужасно пришибленными. Определенно, никакая косметика или чары не могут скрыть это. Они недавно плакали, и я с первого взгляда мог бы поклясться, что этой ночью они не спали. Я поискал глазами Лили и других наших кузенов, чтобы смириться с судьбой, потому что я знал, что случится. Я представлял это с той же секунды, как меня вытянули из постели, но я отказывался в это верить. Что-то случилось с бабушкой или дедушкой. И сейчас нам сообщат новости.
Но это было не так.
Никого больше тут не было, и никогда в жизни они не стали бы оставлять других без этого разговора. Но может, они уже знают? Может, я слишком долго одевался, а все остальные теперь наверху, собирают вещи, чтобы ехать домой. Должно быть так.
Я оглянулся и увидел, что Невилл выходит и закрывает за собой дверь. В кабинете повисла тишина, и тетя Джинни снова начала плакать. Она выглядела несчастной – конечно, я мог только представить, как ужасно должно быть для нее потерять одного из своих родителей. Когда умер мой дедушка, мама неделями была не в себе, и она все еще это не пережила.
Дядя Гарри тоже смотрел на нее, и около секунды он ничего не говорил, лишь водил рукой по своим взлохмаченным волосам и неровно дышал. Потом он посмотрел на меня, и его взгляд изменился с обеспокоенного на совершенно несчастный. Я не знал, почему смотреть на меня ему тяжелее, чем на жену, но я изо всех сил старался не думать об этом.
Наконец он заговорил.
– Хьюго, – он встал, когда сказал это. Его голос был тихим и ломаным, и я почувствовал, насколько плохо то, что он собирается мне сказать. Это явно очень расстраивало его, не то чтобы я удивился, конечно, ведь бабушка и дедушка были единственными родителями, которых и он знал. Но после того, как он встал, он просто уставился на меня, не закончив мысли.
– Что случилось? – спросил я.
А затем, чтобы помочь ему, добавил:
– Что-то случилось с бабушкой или дедушкой? – так ему будет легче, подумал я, если он просто кивнет и скажет, с кем из них.
Но он не кивнул.
Он покачал головой. А потом он снял очки и вытер глаза, прежде чем снова их надеть, и я увидел, что он снова плачет. Это было впервые в моей жизни – чтобы я видел, как он плачет.
– Это твой папа…
Три слова. Вот и все, что понадобилось, чтобы потрясти весь мой мир. Комната словно начала качаться, и я схватился за стол Невилла, чтобы выровняться. Казалось, что время остановилось, как и все вокруг.
И тогда ко мне вернулся голос:
– Он в порядке?
Я поднял глаза и посмотрел на дядю, стоящего передо мной, все еще тихо льющего слезы. И он покачал головой. Он был не в порядке. Значит, он умер. Значит, это я сегодня потерял одного из своих родителей, не моя тетя.
И чувствовать это куда хуже, чем я себе представлял.
Честно, я не помню, как начал плакать, но полагаю, что начал, потому что тетя Джинни достала платок, чтобы вытереть мои глаза, прежде чем обнять меня. Я не помню, как она подошла ко мне, чтобы обнять, что, наверное, должно показывать, в каком я был состоянии. Она все еще плакала, на самом деле плакала, но я чувствовал себя каким-то онемевшим, когда она меня обняла.