В поисках будущего
Шрифт:
– Чтоб держать теток подальше, – ровно отвечает он. – Мои щеки офигенно болят.
========== Глава 33. 4 марта ==========
Было легче всего, когда дом был полон. Конечно, это еще и сводило с ума, учитывая, насколько ее семья (особенно невестки) может быть утомляющей и удушающей. Но это было хорошо, полагала она, потому что это отвлекало ее разум на другие вещи. Когда ее раздражала мать, или невестка, или даже кто-то из ее детей, у нее не было времени думать о том, что на самом деле происходит.
Два с половиной дня. Точнее, шестьдесят четыре часа. Столько прошло с того момента, когда она в первый раз об этом услышала,
Люди все пытались отправить ее в спальню прилечь. Казалось, что все верили, что сон принесет ей успокоение. Но она не могла представить менее успокаивающего места, чем ее спальня. Она избегала ее любой ценой, входя туда только за тем, чтобы схватить новую смену одежды и тут же выйти с ней в ванную на первом этаже, чтобы там переодеться. Она не прикасалась к постели с того момента, как узнала, и по странному капризу судьбы постель была разобрана и в беспорядке. Она всегда была очень организованным человеком, и ее постель никогда не оставалась незаправленной, но в утро того дня, когда все случилось, она слишком торопилась, чтобы прибрать ее. А когда она пришла домой вечером, она была слишком занята сначала Лэндоном, а потом работой, чтобы озаботиться этим. Тем более все равно было уже слишком поздно. Они и так скоро лягут спать, решила она, так какой смысл заправлять постель, чтобы расправить ее пару часов спустя?
И вот теперь все было так. Простыни были смяты, одеяло едва не падало на пол, подушки были скручены и сморщены.
И она отказывалась к ним прикасаться.
Она накричала на мать вчера, когда та предложила прибраться и постирать простыни. Она была слишком груба, конечно, и не хотела такой быть. Но она просила оставить ее в покое и сказала, что способна сама прибирать в своем доме. Прошлым вечером она поймала Лэндона, когда тот пытался залезть на кровать, и слишком резко схватила его, оттащила и накричала, чтобы он знал, что ему нельзя играть в ее комнате. И когда он посмотрел на нее широко раскрытыми от страха глазами такого знакомого голубого цвета, она притянула его к себе и крепко обняла. Потом она раз пятнадцать извинилась и отнесла его в его собственную кровать, где и впала в пару часов тяжелого сна.
И вот так все это и было.
Она не могла спать. Не могла позволить себе попасть в эту ловушку, потому что она не была к этому готова. Не была готова ни к чему из этого. Не была готова встретиться с этим и тем более не была готова с этим смириться.
Она не была готова прощаться.
Когда ей было восемнадцать, он ушел. Ушел и разбил ее сердце больше, чем она тогда хотела признаваться. Она плакала каждую ночь и клялась себе, что больше никогда не позволит ему причинить ей такую боль. Конечно, это не имело смысла, потому что они тогда не были вместе. Не по-настоящему. В то время они были друзьями, и хотя они оба знали, что есть что-то более сильное в глубине, на поверхность это не всплывало. Он не был ее любовником, не был ее парнем, он тогда ее даже ни разу не поцеловал, и все равно он разбил ей сердце.
Она не должна была удивляться. С тех пор, как она была маленькой девочкой, он всегда мог причинить ей большую боль, чем кто-либо еще. Когда они были детьми, он сводил ее с ума и делал все, чтобы специально ее раздражать. Иногда он дразнил, а иногда действительно бывал груб. Иногда
Но тем вечером, тем вечером, когда он исчез из лесов после дурацкой ссоры, она плакала сильнее, чем плакала когда-либо в жизни. Она не помнила, как заснула той ночью, и пообещала себе, что это последний раз, когда он причинил ей боль. Она не собиралась позволять ему снова причинять ей боль. Вот что она говорила себе снова и снова каждую ночь, пока он не вернулся. И она не простила его немедленно. Ей хорошо удавалось хранить обиды, а если когда и следовало обижаться, то тогда.
Но однажды она чуть не погибла. И очнулась в свободной спальне его старшего брата. Он был с ней, и, когда она пришла в себя, она была шокирована, когда увидела, что он плачет. Она не помнила, чтобы когда-либо видела его плачущим раньше. И вот впервые он плакал из-за нее. Он поклялся в тот день, что больше никогда, никогда ее не оставит. Он умолял ее простить его и клялся всем, что у него было, что он больше никогда не сделает ей больно.
И она ему поверила.
Но он солгал. Он уходил не в последний раз. Теперь он ведь ушел, верно? Ушел и никогда не вернется. На этот раз он не услышит голос из делюминатора, чтобы аппарировать назад к ней. Он не сможет вернуться. Он ушел. Он нарушил свое обещание и оставил ее. И она не могла понять, почему.
Она наблюдала за своими детьми все эти дни после его смерти и заметила, что они стали ближе, чем раньше. Особенно Роуз и Хьюго, потому что они оба и так достаточно хорошо ладили с Лэндоном. Но Роуз и Хьюго никогда не были лучшими друзьями и, пока росли, ругались намного чаще, чем она хотела бы. Конечно, Роуз всегда была взрывной и вспыльчивой, даже в самом лучшем случае, и даже Хьюго, обычно такой тихий и сдержанный, реагировал на нее довольно агрессивно. С возрастом они прекратили это, но взаимной любовью все-таки не прониклись. Но теперь они стали ладить довольно хорошо: стали значительно внимательнее друг к другу, при этом отдалившись от всех остальных (кроме Скорпиуса, который был рядом с Роуз двадцать четыре часа в сутки).
Приходили их друзья, но они не оставались надолго. Их кузены тоже пытались сблизиться с ними, но их встречали не так дружелюбно, как обычно. Никто из них не знал, какую роль сыграл Ал в смерти их отца, и она, насколько могла, надеялась, что так останется как можно дольше. У Роуз и так уже была какая-то защитная реакция на Ала: она винила его уже только за то, что он принес ей вести. Ей не нравилось думать о том, что случится, когда откроется вся правда. Если честно, ей самой трудно было смотреть на своего племянника с тех пор, как она все узнала. Не то что бы она винила его, во всяком случае, не специально… но ей было тяжело. И она не могла не отметить, что он допустил много дилетантских ошибок. Головой она понимала, что он еще ребенок и что он не напрашивался на проклятье. Но все равно трудно было с этим смириться, зная, что ее муж все еще был бы жив, если бы не Ал. Но все же ей не хотелось так думать, не хотелось бесчестить себя, обвиняя во всем племянника, который всего лишь оказался в неправильное время в неправильном месте.
Но Роуз так не подумает.
Роуз будет его обвинять. И это разрушит их отношения навсегда. Ее сердце болело при одной мысли об этом, ведь Ал всегда был одним из немногих, кому доверяла Роуз. В ее жизни было не так много людей, с которыми она была бы так близка, и Ал всегда был ее самым старым другом и должен был оставаться самым близким. Но она знала, что после этого все будет кончено. Жизнь больше не вернется в нормальное русло, несмотря ни на что. Потому что, как и она, Роуз всегда будет знать и она никогда не сможет этого забыть.