В Поисках Роста
Шрифт:
Сколько помощи и инвестиций нужно, чтобы достичь желаемых показателей роста? В отчете Европейского банка реконструкции и развития (ЕБРР) за 1995 г. справедливо отмечается, что это вопросы, характерные для представителей плановой экономики; однако на них все равно дается ответ. ЕБРР заявил, что для оценки потребности в инвестициях он использует «уравнение роста Харрода — Домара». Это уравнение предупреждает бывшие коммунистические страны, что «потребуется инвестиционное финансирование в объеме 20 или более процентов ВВП» для достижения «уровня роста в 5 %». В отчете также отмечалось, что «оказываемая при выполнении определенных условий официальная поддержка… помогает покрыть дефицит между национальными сбережениями и инвестициями» [44].
Порочный
Помощь на инвестиции: реальный опыт
Насколько я знаю, никто пока не проверял эффективность модели дефицита финансирования на реальных примерах. К тому моменту, когда необходимый для анализа массив информации по разным странам стал доступен, в академической литературе эта концепция уже перестала быть модной. Но, как мы видели, ее призрак продолжает витать при определении потребностей в помощи и перспектив роста бедных стран. Давайте проверим эту модель.
Когда мы определяли потребность в помощи как разность между «требуемыми» инвестициями и текущими сбережениями, мы предполагали, что помощь в полном объеме пойдет на инвестиции. Более того, доноры говорили об условиях, которые заставят страны одновременно увеличивать свою норму национальных сбережений, — некоторые, например Ростоу, даже считали, что это произойдет само собой. Следовательно, помощь в сочетании с требованиями, предъявляемыми к национальным сбережениям, должна привести к увеличению инвестиций в пропорции даже большей, чем один к одному. Давайте посмотрим, что же происходило на самом деле.
У нас есть данные по восьмидесяти восьми странам за период с 1965-го по 1995 г. [46]. Для того чтобы можно было серьезно говорить о взаимосвязи объемов помощи и инвестиций, эта зависимость должна отвечать как минимум двум критериям. Во-первых, должна существовать положительная статистически значимая связь между предоставлением помощи и объемом инвестиций. Во-вторых, помощь должна переходить в инвестиции как минимум в соотношении один к одному: то есть каждый дополнительный процент ВВП в виде предоставленной помощи должен приводить к росту объема инвестиций также на 1 % ВВП. (Ростоу, как мы помним, предсказывал, что инвестиции вырастут еще сильнее в результате увеличения сбережений реципиента.) Отвечает ли взаимосвязь помощи и инвестиций этим критериям? Что касается первого критерия, положительную статистическую связь между помощью и инвестициями удалось обнаружить только по семнадцати странам из восьмидесяти восьми.
Из этих семнадцати стран только шесть отвечают второму критерию — в них увеличение инвестиций как минимум соответствовало объему предоставленной помощи. Среди этих шести магических стран две получали незначительные объемы помощи: Гонконг (в среднем 0,07 % ВВП в 1965-1995 гг.) и Китай (в среднем 0,2 % ВВП). Остальные четыре страны — Тунис, Марокко, Мальта и Шри Ланка — действительно получали значительные объемы помощи. Восемьдесят две страны представленным критериям не отвечают.
Эти данные по отдельным странам напоминают результаты исследования 1994 г., которое не выявило никакой связи между помощью и инвестициями по разным странам. В отличие от того исследования, я не намереваюсь делать общие заявления о неэффективности международной помощи. Оценки подобного рода всегда сложны, в особенности из-за возможности влияния некоего третьего фактора как на помощь, так и на инвестиции. Не исключено, что в какой-либо из этих стран произошло бедствие вроде засухи, отчего инвестиции упали, а помощь увеличилась. Я лишь задаюсь вопросом, действительно ли помощь и инвестиции идут рука об руку, как предполагали те, кто пользовался моделью дефицита финансирования. Защитники этой модели ожидали, что помощь будет направляться на инвестиции, а не на помощь
Концепция дефицита финансирования не смогла стать панацеей, поскольку она идет вразрез с официальным девизом этой книги — люди реагируют на стимулы. Подумайте о мотивации реципиентов иностранной помощи. Они инвестируют в будущее, если их инвестиции приносят высокую доходность. Они не инвестируют в будущее, если ее не получают. Нет оснований считать, что помощь, выдаваемая только в силу бедности реципиента, меняет стимулы для инвестирования в будущее. Помощь как таковая не заставит реципиентов увеличивать свои инвестиции — она будет использована для приобретения потребительских товаров. Именно это мы и обнаруживаем, когда исследуем связь между помощью и инвестициями: она отсутствует.
Вместо того чтобы целиком уходить на потребление, помощь могла бы способствовать инвестированию. Вот почему многие сторонники идеи предоставления займов предлагали, чтобы размер помощи ставился в зависимость от происходящего увеличения внутренних сбережений. Правительствам бедных стран это придало бы стимул для наращивания внутренних сбережений (например за счет сокращения государственных расходов) и поощрения частных сбережений (за счет налоговых льгот на доходы, которые используются для сбережений, и более высокого налога на потребление). Рост сбережений предохранял бы получателей помощи от возникновения проблем с возвращением долгов и побуждал их к увеличению инвестиций. Пока все обстоит наоборот: у стран с меньшими сбережениями выше дефицит финансирования, а потому именно они получают иностранную помощь в большем объеме.
От инвестиций к росту
Второе звено в концепции дефицита финансирования — связь между инвестициями и экономическим ростом. Действительно ли инвестиции быстро сказываются на темпах роста, как предполагает модель дефицита финансирования?
Я начал с предположения о существовании на протяжении краткосрочного периода одинаковой для любой страны взаимосвязи между объемом инвестиций и темпами роста. Для оценки этой взаимосвязи я решил использовать средние показатели за четыре года (в отделах МФО, специализирующихся на проблемах конкретных стран, принято делать прогнозы в среднем на пятилетний срок). При этом прогноз на первый год обычно делают исходя из текущей экономической ситуации. Так что реальный горизонт прогнозирования составляет как раз четыре года. Результаты проделанного мной анализа оказались не в пользу концепции дефицита финансирования: никакой связи между темпами роста, наблюдавшимися на протяжении четырехлетнего периода, и инвестициями, сделанными в течение предшествующих четырех лет, обнаружить не удалось [47].
Теперь допустим, что взаимосвязь инвестиций и темпов роста различается по странам, и изучим эту зависимость отдельно по каждой стране. Итак, есть 138 стран, по каждой из которых есть как минимум десять наблюдений по объему инвестиций и темпам роста. Опять-таки, у нас есть два критерия для проверки наличия связи между этими факторами. Во-первых, должна наблюдаться положительная статистическая связь между экономическим ростом и инвестициями, произведенными годом ранее. Во-вторых, эта связь должна быть в «обычных» пределах, чтобы подход «дефицита финансирования» выглядел обоснованным. Обоим критериям отвечают четыре очень разные страны — Израиль, Либерия, Реюньон (крошечная французская колония) и Тунис [48].
Теперь, вспоминая эти редкие страны, в которых связь между помощью и инвестициями проявлялась именно так, как и ожидалось, я могу заключить, что концепция дефицита финансирования не противоречит данным только по одной стране — Тунису. И прежде чем тунисцы примутся за организацию по этому поводу общенациональных торжеств, хочу заметить, что одно успешное попадание из 138 вполне может оказаться случайным. Подобный казус бывает и тогда, когда модель в целом не имеет никакого смысла, — а пока практика показывает, что дело обстоит именно так.