В Поисках Роста

Истерли Уильям

Все страны с 10 по защите от экспроприации — промышленно развитые, и у всех промышленно развитых стран 10, кроме Австралии (9). У всех этих стран уровень свободы от коррупции 5 или 6, за исключением Испании и Италии.

В целом данные показывают, что между качеством институтов и коррупци­ей существует прочная взаимосвязь. (В этой выборке сопоставляются данные по коррупции в 1982 г. с качеством институтов в 1982 г. и такие же данные по 1990 г.) У стран с худшим качеством институтов уровень свободы от корруп­ции на 2-4 пункта ниже, чем у стран с лучшими институтами. В странах, где все качества институтов не выдерживают никакой критики, коррупция, как пра­вило, высока. И, напротив, она низка в тех странах, где любой из аспектов ка­чества институтов на высоком уровне.

Эту прочную зависимость следует интерпретировать с осторожностью. При­веденные

рейтинги субъективны, и бизнесмены могут просто ассоциировать коррупцию с бюрократией. Может быть, в том, что страна страдает одновре­менно и от коррупции, и от плохих институтов, сказывается влияние и како­го-либо третьего фактора, например такого, как плохая государственная поли­тика или низкий доход на душу населения. Так или иначе, прочная связь меж­ду качеством институтов и коррупцией хорошо сочетается с представлением о том, что качество институтов может влиять на коррупцию [22].

Методы контроля коррупции

Институциональные реформы трудны, но все же возможны. Гана, напри­мер, улучшила качество своей бюрократии с 1982-го по 1990 г. с 1 до 4 (по шка­ле от 0 до 6). Показатель законности в стране вырос с 1 до 3 (по той же шкале). Правительство снизило премию черного рынка с 4264 % в 1982 г. до 10 % в 1990 г. И, вероятно, не случайно показатель свободы от коррупции в Гане вы­рос с 1 в 1982 г. до 4 в 1990 г. по шкале от 0 до 6.

Выводы этой главы указывают на возможность выхода из состояния кор­рупции с ее губительными для роста свойствами. Во-первых, необходимо соз­дать качественные институты. Ликвидировать лишнее бумаготворчество. Уста­новить правила, по которым правительство соблюдает и уважает контракты и не экспроприирует имущество частного сектора и формирует государствен­ные службы, ориентируясь исключительно на квалификацию сотрудников. Та­кие институты создают не возможности для взяточничества, а необходимую систему сдержек и противовесов для чиновников.

Во-вторых, необходимо принять меры, которые снижают стимулы для кор­рупции. При высокой премии черного рынка или резко отрицательных реаль­ных процентных ставках практически гарантированно массовое взяточничес­тво. Уничтожение и того, и другого хорошо не только для роста, как мы видели в предыдущей главе, но и для контроля над коррупцией.

Мы слишком часто говорили о правительстве как о некоем агенте-благоде­теле, которому мы можем посоветовать, как способствовать росту обществен­ного благосостояния. Если вспомнить, что правительства бывают коррумпи­рованными, может быть, от такой позиции стоит отказаться. Зная, что прави­тельства коррумпированы, вряд ли стоит надеяться, что они будут влиять на ситуацию благотворным для роста образом. Например, мы не станем рекомен­довать проведение промышленной политики, которая субсидирует зарождаю­щиеся отрасли промышленности, потому что правительство, скорее всего, бу­дет брать деньги, решая, какие именно отрасли поддерживать. Лучший курс — это устранить, насколько возможно, власть государства над домохозяйствами и бизнесом, и установить жесткие и твердые правила государственного вмеша­тельства. Слишком долго мы игнорировали коррупцию в поисках рецептов роста.

Интермеццо. Дискриминация в Паланпуре

Паланпур — деревушка в штате Уттар-Прадеш на севере Индии. Так случи­лось, что за последние пятьдесят лет ее несколько раз исследовали специалисты по развитию: в 1957-1958 гг., 1962-1963 гг., 1974-1975 гг., 1983-1984 гг. и в 1993 г. А в 1998 г. Питер Ланджау и Николас Стерн опубликовали сборник об этом полу­вековом изучении Паланпура. Приводимое далее описание дается на основе первой главы этого труда (авторы — Жан Дрез и Нареш Шарма). Из нее становится ясно, что за пять десятилетий почти ничего не изменилось [1].

В середине 1993 г. в Паланпуре было 1133 жителя. Деревня бедна, 160 детей из 1000родившихся не доживают до года. Грамоту знают лишь 37 % мужчин и 9 % женщин.

В Паланпуре на 100 женщин приходится 117 мужчин. Это результат посто­янной дискриминации, которой подвергаются женщины в вопросах здравоохра­нения. Ученые отметили «несколько случаев, когда девочкам-младенцам просто давали зачахнуть и умереть, при том, что если бы речь шла о мальчиках, несом­ненно, были бы приняты какие-то неотложные меры по спасению

ребенка». Тха-куры — высшая каста в Паланпуре — практикуют детские браки, изоляцию замужних женщин от посторонних взглядов (ношение паранджи), запрет на ра­боту женщин вне дома, а в крайних случаях даже убийство девочек и сати (сжига­ние вдов на погребальном костре мужа).

Другая группа, страдающая от дискриминации в Паланпуре, — джатабы, низшая каста. Все они живут в глиняных хибарах на краю деревни. У джатабов мало земли, в основном они трудятся батраками или обрабатывают собствен­ные жалкие наделы. Только 12 % мужчин-джатабов грамотны (женщины негра­мотны поголовно). Школьный учитель в Паланпуре — тхакур; любой контакт с учеником-джатабом он считал для себя позорным. Менеджеры местных кредит­ных кооперативов (горожане) часто пытаются вымогать у джатабов деньги. Джатабам очень трудно взять в долг. Они пытаются избегать представителей высших каст и, когда встречаются с ними, ведут себя очень учтиво.

Глава 13

Поляризованные народы

Предрасположенность к взаимной вражде так сильна в человеке, что даже там, где для нее нет существенных оснований, дос­таточно незначительных и поверхност­ных различий, чтобы возбудить в людях недоброжелательность друг к другу и ввер­гнуть их в жесточайшие распри.

Джеймс Мэдисон. Федералист. Эссе 10.

Однажды мой авиарейс отменили из-за технической неполадки. Следом за ним в расписании стоял другой рейс в тот же город. Билеты и на первый рейс, и на второй были почти полностью распроданы. Ситуация немедленно породи­ла создание двух поляризованных фракций, которые соревновались за ограни­ченные места. Одну фракцию составили пассажиры, рейс которых отменили, другую — те, кто с самого начала хотел попасть на следующий рейс. Пассажи­ры с отмененного рейса утверждали, что им места должны достаться в первую очередь, потому что они должны были улететь предыдущим рейсом, а его от­менили по вине авиакомпании. Оппоненты доказывали, что их право на место не должно ставиться в зависимость от произошедшего с каким-то другим рей­сом. Удивительно, как быстро возникла враждебность между этими двумя фракциями — и солидарность внутри каждой из них, — при том, что все учас­тники событий были совершенно чужими друг другу людьми. Пассажиры с отмененного рейса обменивались замечаниями о том, какие нечестные, агрес­сивные и высокомерные эти люди, пришедшие на следующий рейс. Те же вор­чливо обсуждали между собой что-то не менее язвительное про первых. Дело едва не дошло до рукопашной. В конце концов, авиакомпания сделала выбор в пользу пассажиров, изначально пришедших на следующий рейс. Между тем обе группы оказались в проигрыше, потому что из-за бурного спора более по­здний рейс тоже задержали. Фракции в человеческом обществе возникают по­чти из ничего.

Существование фракций частично объясняет плохую динамику роста, свя­занную с государственной политикой. Почему у правительств вообще могут возникнуть стимулы к проведению политики, уничтожающей рост? Почему они душат рост при помощи коррупции, если могли бы получить больше вы­год в растущей экономике? И если бедным необходимо, чтобы их инвестиции в будущий доход субсидировались, и тем самым они тоже могли бы участво­вать в процессе роста, почему правительства не всегда предоставляют такие субсидии? Мы увидим, что в разделенных обществах у правительства часто есть стимулы перераспределять существующий доход. В обществах более спло­ченных правительства сталкиваются со стимулами, поддерживающими разви­тие. Фундаментальная разница между правительством перераспределяющим и правительством, поддерживающим развитие, заключается в социальной по­ляризации. Общества, разделенные на фракции, борются за раздел добычи; об­щества, объединенные общей культурой и сильным средним классом, создают консенсус, необходимый для роста, — роста, который включает и бедных.

Отнять какао

Давайте вернемся к истории про основную экспортную культуру Ганы — какао. Производство какао сконцентрировано в регионе этнической группы ашанти, которая составляет 13 % населения. В доколониальные времена импе­рия Ашанти была доминирующей, к недовольству других групп, например прибрежных народностей акан (30 % населения). Начиная со времен борьбы за независимость в 1950-е гг. какао выступало в роли камня преткновения между этническими группами, оттеснив разного рода исторические обиды [1].