В Россию с любовью
Шрифт:
Я тоже поднялся — не одному же мне сидеть.
— В чём именно по-вашему, Евгения Ириновна, — парировал я обращение, — заключается моё непонимание происходящих процессов?
— В том, что вас, Александр Иринович, защищают. Отгородили крепостной стеной от всего мира, и я не про кремль, за пределы которого вас ни разу не выпустили… Хотя и о нём, получается, тоже. Это не кажется тебе странным, Саш? Тебе даже с девками твоими не дают видеться! Почему?
— Ты хочешь сказать, берегут психику? — усмехнулся я, но по её лицу понял, усмехаться рано. Да, меня исследовали, это одна причина. Но была и вторая, и не так уж не права она, как мне бы хотелось. Я, по их мнению,
— Именно, дорогой братец! — заулыбалась она улыбкой Медузы Горгоны… Или хотя бы Мегеры, увидев моё понимание. — Ты — нежный цветочек на кремлёвской грядке в нашем скверике. Тебе не дают гнуться на ветру, обильно поливают, холят и лелеют. А ты возомнил вдруг, что это — норма! Ты идиот, братец! — Последнее она рявкнула во всю мощь лёгких.
— Так выпустите меня в город! — проревел в ответ я.
— Чтоб тебя там грохнули? Снова? — орала она, уже ничего не стесняясь. — Только вот на сей раз тебя грохнет не фанатичка республиканская! И не наёмница салемская! На сей раз тебя обнулит кто-то из наших! Из стерв родного российского высшего света, твоё высочество! И плевать, что ты царевич! Это ты понимаешь? Постоянно держать с тобой взвод никто не будет, и Машка не вечно будет рядом! Это до твоей глупой головы дошло?
Я даже не знал, что на это ответить. Ибо как обухом по голове.
— Маша сказала, вы сегодня ведьм Салема проходили, — криво усмехнулась она. — Ты хоть приблизительно понял, что это такое, какие там порядки и какова их мощь? Какова их организация? А какова наша? Молчишь? И молчи. А я скажу, как есть. Ты — изнеженный Нарциссик, требующий к себе повышенного внимания, считающий себя венцом творения, забывший прописную истину: ТЫ НИКТО, братец! Потому, что ты — мужчина! Членоносец! Слабак! Ничтожество! И твоё привилегированное положение только потому, что Машка может раскатать фигурами любую княгиню в нашем государстве, кроме некоторых великих, а о боярах вообще молчу. Ты даже не представляешь её мощи! Той девчонки, что шастает к тебе спать на одной кровати, взявшись за руки! А ещё у тебя есть я, и я могу подорвать укреплённый дот, если попаду в амбразуру вакуумной фигурой! И от выскочек, кто цепляется к моему брату, мокрого места не оставлю! А ещё у тебя есть Оля, она куда сильнее меня, и Ксения, одна из сильнейших в будущем целительниц на планете, которая тебя, дурака, просто обожает! Вот почему ты в шелках! И ты, вместо того, чтобы благодарить нас, ручки-ножки целовать, смеешь дерзить? Тыкать каким-то библейским поведением? Я повторю свой вопрос: братец, ты совсем охренел?
— Жень, угомонись. — Хватит скандалов. Надо её успокоить. Ибо она права, не каждая одарённая может расфигачить танк или дзот. Направленная евгеника последних четырёх сотен лет, когда боярские и княжеские роды отбирали себе сильных одарённых из простонародья на роль энных жён своим мужикам, скрещивая результаты в браках между сильными родами, дала плоды — современные великие князья, просто князья и «старые» боярские роды — это реально чудовища. И самыми чудовищными чудовищами, разумеется, являются главы государств, ибо им в развитии были выданы исключительно козырные карты. — Жень, я понимаю, что слаб по сравнению с вами. И благодарен за защиту. Но я — человек. И достоин уважения, как человек.
— Какого нахрен уважения! — психанула она. Рывок на грани восприятия глаза, и стол с остатками блюд летит в сторону от нас. Никого не задело, направление выбрано верное, а силища… Господи, сколько в ней силищи!
— Не смей! — Молния, тоже на грани восприятия, летит ей наперерез. Сияние
— Не лезь, мелкая! — вытянула старшая в её направлении сияющую руку — фигура удержания и отталкивания. — Ничего ему не сделаю, это всё-таки мой единоутробный брат, какая бы ерунда не поселилась у него в голове. Но урок ему надо дать, чтобы потом поздно не было! Просто не лезь!
Маша ударилась о стенку, после чего Женя удержала её какое-то время, прижав к оной фигурой, не давая двигаться, потом отпустила, и моя близняшка медленно, воя от поражения, сползла на пол. Я, кстати, как перекувыркнулся через стул в момент откидывания стола, так и полз на заднице прочь от этой разъярённой валькирии.
— Куда ты собрался, цыплёночек? — «ласково» улыбнулась Женя. — Давай старшая сестрёнка преподаст тебе урок хорошего поведения. Повторяй за мной: «Я мужчина!»
— Пошла ты!
— Фи, как грубо!
Взмах рукой, и что-то обожгло мне лицо. Дотронулся — кожа горит, как от хлёсткого удара. Больно! И она ещё не подошла ко мне, между нами метров пять!
— Что, протрезвел? Осознал неправоту?
— Какую именно? — продолжал отползать я. Она шла не спеша, а столовая большая. Но не бесконечная. Сзади меня послышались крики и топот ног — внутрь забежали слуги и охрана. Но Женя разъярённым рыком их выставила:
— Вон!
Взмах мгновенно засиявшей руки, и очередная фигура сорвалась с оной и врезалась в стену возле двери, а после, судя по звуку, и в саму дверь, возможно, оную выбив. Помещение очистилось — об этом сообщил удалившийся топот — слуги и охрана подождут в соседней зале, подмоги не будет. Да и кто рискнёт связываться с царевной? Только старшая царевна Ольга, или мама. Или тётка Настасья, но она тоже далеко. Всё, без вариантов.
— Неправоту в том, что женщина — вершина эволюции, — всё также медленно подходя, хищно оскалилась она, вернув внимание ко мне.
— Где-то я эту мысль сегодня слышал. Пару часов назад, когда разбирали Массачусетс. А ты шовинистка, Евгения! — нашёл я в себе силы усмехнуться.
— Нет, я реалистка, братец. — Новый взмах, и я почувствовал, как из рассечённой на лице кожи идёт кровь. Будто порез, но небольшой, и, слава богу, глаз не задело. Но на носу полоса — как лезвием прошлись.
— А-а-а-ай!
— Больно? Знаю, что больно, — ухмыльнулась она. — Мужчина — низшее существо, Александр. Он слаб. Трусоват. Возможно в твоём случае это не так, ты как специально на рожон лезешь, и тут я противница Ольги — ты таким охламоном и раньше был. Просто внешне старался быть покладистее. Иногда гены Годуновых это здорово, жаль, что тебе они только мешают. А сейчас ты перестал стараться быть зайчиком, Сашенька! Любименьким миленьким пушистым зверьком! Став каким-то букой, требующим внимания, непонятного уважения, переполненный завышенными ожиданиями! Так что считай, я тебя воспитываю за все годы, а не только за последние три месяца.
Ж-жу-у-ух! Нет, не по лицу — по груди. Итог — рубашка рассечена, словно и её порезали невероятно острым и тонким лезвием, которое не рвёт волокна, а рассекает чуть ли не на молекулярном уровне. Но на сей раз порез более глубокий — кровь выступила сразу, рубашка окрасилась моментально.
— Что ты делаешь суч-а-а-а-ай!!! — раздалось сбоку, Машка снова пыталась помочь, но Женя походя откинула её и прижала к стенке, приподняв над землёй, чтобы ноги не касались пола. — Я тебе не знаю, что сделаю! Быстро прекрати!