В сумерках веры
Шрифт:
Вскоре я свернул с лестницы, удаляясь вглубь соборного города, оставляя за спиной растущие потоки людей. Там, среди высоких шпилей и куполов, меня встретила чернеющая громадина боевого катера, укрывшаяся под слоем снега, будто бы под похоронным саваном.
Тяжёлая бронированная аппарель опустилась на хрустящий снег едва слышно, открывая путь к перегрузочному шлюзу. Следом за ним располагалась небольшая кают-компания, заваленная различными личными вещами. Скатки спальных мешков, походные рюкзаки и прочее снаряжение, оружейная стойка — всё это излучало аромат пыли,
Стоило только оказаться внутри корабля, как лицо тут же окутал неестественный холод, схожий с тем, что ощущался в морге, а шаг замедлился сам собой.
Проходя мимо тактического стола в центре отсека, я случайно зацепился за стопку книг. Одна из них была открыта примерно на середине. «Дымное зерцало» инквизитора Рейвенора.
После обучения в схоле, Себастьян не раз проявлял внимание к философским трудам наших братьев. Даже тем, которые считались спорными и вызывали дискуссию из-за репутации автора.
Рука сама коснулась обложки и закрыла книгу. Всё это время шрам на ладони неприятно саднило, будто бы само прикосновение причиняло боль.
Тяжело вздохнув, я прошёл в боковую комнату. Маленькая коморка, в которой располагалась лишь кровать, стол и куча ящиков, утопленных в холодных матовых стенах. Моя каюта.
В нише под койкой осторожно лежал вытянутый кейс, покрытый золотом и печатями чистоты. Я осторожно извлёк его и положил на столешницу. Потребовалось несколько минут, прежде чем мне удалось найти внутри себя решимость и прикоснуться к хромированным замкам.
С щелчком, больше напоминавшем снимаемый с предохранителя стаббер, кейс отворился, демонстрируя на холодном свету темнеющий бирюзовый клинок.
Силовой меч, изготовленный по специальному заказу Квентуса Кола. Подарок, преподнесённый мне наставником после получения чина полноправного инквизитора. Надёжное оружие, служившее моей воле почти сотню лет.
Но сейчас рука не спешила прикасаться к позолоченной гарде в форме аквиллы, сжимающей перед собой литеру «I». Пальцы отзывались дрожью, проводя кончиками по рукояти из гудрунского шёлка, прошитого золотой нитью.
Неверной рукой я всё-таки вынул меч из бархатной формы, внимательнее разглядывая лезвие. Оно было выполнено из необычного сплава самых тугоплавких металлов, добывающихся на северной оконечности Империума. Именно по этой причине он имел оттенок, схожий с морской волной — переливающийся из бирюзы в тёмно-синий. Только такой клинок мог выдержать температуру силового поля, расщепляющего керамит так же легко, как нож рассекает масло.
Воистину, этот меч являлся шедевром оружейного искусства, но чем дольше мои глаза любовались им, тем сильнее мною овладевал неконтролируемый страх, а полумрак вокруг становился всё гуще.
В какой-то момент на грани восприятия я услышал безумный смех, от которого в жилах застыла кровь. Смех, смешанный с яростным воплем могучего воина, оборвавшийся под натиском десятков лазганов.
Бирюзовое лезвие на мгновение посветлело, отражая руины древнего храма и лицо. Тощее лицо, искажённое ядовитой улыбкой…
…доносящаяся со стороны кают-компании
Рука с дрожью легла на рукоять, теперь покоящуюся у пояса, и я зашагал прочь из каюты, не желая больше слышать призрачного смеха, всё ещё звучавшего в самых тёмных закутках безлюдного корабля.
***
Зимнее солнце лениво поднималось над городом, тщетно пытаясь пробиться сквозь плотные и низкие облака, уже начавшие сеять снег на головы многочисленных фигур в чёрном.
Колокольная трель, услышанная мной в катере, сменилась протяжёнными мрачными нотами органа, рвущимися из медных труб репродукторов, развешанных по всему соборному холму.
Путь до монастыря сестринства занял больше времени, из-за неисчислимых толп, шедших к часовням и главному Собору. Когда же я наконец добрался, багровая громада прибежища Сороритас терялась в крупном крошеве, застилающем дорогу сплошной белёсой пеленой. В этой метели строгие наставницы выстраивали парами своих подопечных, так же облачённых в траурные одежды.
В густой метели они казались всего лишь тенями, покачивающимися на ветру.
На этот раз на меня никто не обратил внимания. Либо из-за торжественной скорби, либо же по причине недосыпа, видневшегося в утомлённых лицах девушек и их попечительниц.
У ворот меня встретили две юные монахини, облачённые лишь в церемониальные одежды. К счастью, они ещё не имели такой смелости и наглости, чтобы встать на пути инквизитора, как более взрослые члены сестринства. Однако я не стал совсем уж их игнорировать. Прежде чем войти, я скрестил руки на груди в знамении аквиллы.
Дверь тихо сомкнулась за моей спиной, оставляя один на один с просторным залом, сейчас заполненным боевыми сёстрами. Около полусотни закованных в чёрную броню женщин замерли в атриуме, словно на плацу. Их доспехи сливались в один сплошной сумрак, а немигающие линзы были направлены в сторону предводительницы, только что окончившей какую-то важную речь. В правой руке она сжимала боевое знамя, закреплённое на обсидиановом шесте и переливающееся золотом в тусклом свете помещения. Казалось, что даже гигантские люстры светили вполсилы, чтобы придать моменту больше мрачной торжественности.
— …готовность тридцать минут, сёстры. До прибытия транспорта — вольно! — Подвела итог палатина, после чего, встретив мой взгляд, спустилась с возвышения у лестниц атруима.
Осторожно обогнув рассыпавшийся строй воительниц, я приветственно поклонился Афелии в тени колонн.
— Хальвинд? — На этот раз в её голосе ощущалось неприкрытое безразличие. — Что вы здесь делаете?
И действительно. Что? Очевидно, что в соборный город я прибыл только за оружием, поскольку Себастьян оставил наш корабль здесь. Однако необходимость встречи с палатиной укрывалась от меня самого где-то в самой глубине сознания.