В те дни на Востоке
Шрифт:
Озабоченный и удрученный, он медленно брел в казарму.
– Привет, Ваня!
Померанцев узнал офицера из своего батальона.
– Что хмурый? С женой, что ли, поссорился? А она у тебя краля та еще!
На что намекал товарищ, Померанцев не понимал. Уж не догадывается ли он, кто она такая?
Около казармы Померанцев увидел того самого угрюмого человека, которого недолюбливал. Он о чем-то беседовал с комбатом.
«Что его так рано подняло? Уж не за мной ли явился?»
На лбу Ивана выступил холодный пот. Он было хотел обойти
Арышев тоже как-то необычно говорил с ним, подозрительно заглядывая ему в глаза, будто хотел уличить его в чем-то.
Когда Померанцев построил взвод для занятий, подошел посыльный, передал, что после обеда лейтенанта вызывают в штаб батальона. Сердце Ивана снова ныло. Ему казалось, что все уже знают, кто его жена, и молчат лишь до поры до времени.
В обед он узнал, что его назначили дежурным по части. На душе немного полегчало, но мысли о том, что ему дальше делать, не оставляли его. Он прекрасно сознавал, что не сегодня-завтра Евгению могут разоблачить и тогда ему конец. Вспомнилось новое задание, о котором говорила она. «Ванечка, нам нужно достать карту оборонительных рубежей полка. Если сумеем, нам разрешат вернуться в Харбин».
Нет, шпионом он не станет. Пусть она на это не рассчитывает, никакие харбинские соблазны его не прельстят. Теперь он готов перенести все лишения, связанные с понижением в должности, лишь бы избавиться от шпионки-жены. В контрразведку он побоялся сообщить. Решил сам разделаться с ней. Но как?
В думах и тревогах проходили дни.
Иван заметно изменился: реже стал бриться, мало смеялся и шутил.
Товарищи иронизировали:
– Был холостой – славился красотой, женился – быстро изменился.
Но Померанцеву было не до красоты. По ночам он долго лежал с открытыми глазами, все искал выход из создавшегося положения. Почему-то из головы не выходило любимое стихотворение Евгении «Следопыт». Особенно одна строфа:
…Тебя броня спасает от измены, Талантливый и смелый следопыт.
Ты не свои, чужие вскроешь вены. Убьешь, пока не будешь сам убит!..
Тогда он говорил, что эта идея ему не подходит: убивать – не его удел. Теперь видел в этом крупицу жизненной мудрости. Он убьет Евгению, уничтожит врага и очистит себя.
Только вот как это скрыть? Сразу же возьмутся за него, мужа ее. Допустим, он скажет, что произошло это на почве ревности. Но тут не избежать уголовного дела. Нужно было найти такие обстоятельства, при которых бы его не уличили. Но как их найти? Если бы можно было с кем-то поговорить! Но все нужно решать самому.
Евгения не надоедала ему расспросами. «Пусть перемучается, потом наладится». Ей казалось, что он «привыкает», раз не решился донести в контрразведку. Это ее радовало. И потому не торопила его с выполнением задания. К тому
Начальник штаба обычно питался на квартире, но иногда заходил в офицерскую столовую. За ширмой, отделяющей угол от общего зала, обедали командир полка, его заместитель и начальник штаба.
Улучив момент, когда Смирнов был один, Евгения поставила блюда на стол и немного задержалась.
– Как жизнь молодая? – заговорил капитан, оглядывая Евгению.
– Хорошего ничего нет, Сергей Иванович, – грустно вздохнула она.
– Почему же? Разве Ваня разлюбил тебя?
– Молчаливый какой-то, злой стал после того, как сняли его с должности адъютанта. Неинтересно даже жить с таким.
– Вроде на него не похоже, он же весельчак.
– Был, да весь вышел.
«Значит, счастья у Ивана нет, – сделал вывод Смирнов. – Это любопытно».
– Пришли бы как-нибудь, посидели за рюмочкой, подняли бы дух у Вани.
– Хорошо. Как-нибудь загляну.
Смирнову понравился такой откровенный разговор. А приглашение Евгении он понял по-своему. Видно, она симпатизирует ему. Это он чувствовал и по ее глазам, и по интонации голоса. Жену он не любил. Разве можно сравнить сухостойное дерево с зеленой березкой!
В другой раз он сам поинтересовался, «как настроение у Вани». И опять Евгения жаловалась, не складываются, де, семейные отношения с Иваном. В конце, как бы в шутку, сказала: «Хоть бы вы его в командировку куда-нибудь направили, чтоб немного проветрился».
Смирнов это понял, как желание встретиться с ним наедине. И стал подыскивать случай, куда бы командировать Померанцева. Через несколько дней из штаба дивизии поступила телефонограмма: «Направить на заставу для усиления охраны границы взвод с офицером, а прежний отозвать». Смирнов немедленно передал в первый батальон: командировать взвод Померанцева.
Узнав об этом, Иван не огорчился, догадывался, что начальник штаба мстит ему за то, что он, Померанцев, не оправдал его доверия. Видимо, Миронов выговорил ему, и Смирнов решил подальше сплавить Ивана, разлучить с молодой женой. Вот уж поистине – не было счастья, да несчастье поможет!
В распоряжении Померанцева остался день. Вечером он должен выехать из полка. Наступила пора оборвать нить, связывающую его с Евгенией. Готовя взвод к отъезду, Иван обдумывал и свой план. Он сидел в ленкомнате и спешно вычерчивал на листе какие-то топографические знаки, наносил огневые позиции, линии обороны. Вечером он должен вернуться в землянку с картой, которую от него требовала Евгения. Карта, разумеется, липовая, но она все равно не узнает. Зато заставит ее поверить в то, что он «согласился» сотрудничать. И тогда она будет доверяться ему, а то стали совсем чужие.