В те дни на Востоке
Шрифт:
Около дома Самарина никого не было. В небольших оконцах, наполовину закрытых занавесками, горел электрический свет. Евгения оглянулась, не идет ли кто, и свернула к воротам. Войдя во двор, постучала в сенную дверь.
Поликарпович впустил ее без спроса.
Задвинув на засов дверь, Евгения вошла в избу. На столе увидела бутылку и тарелки с закусками. Около самовара сидела старуха. Евгения уже знала: когда старик выпивает, то забывает о предосторожности. Прошлый раз впустил ее, когда в доме был чужой человек. «Так он когда-нибудь подведет
– Пьянствуешь, Поликарпович? – заговорила Евгения, снимая с себя плюшевый жакет.
– Гулеваню маненько. Без этого теперь не могу: больной стал, лечиться надо.
– Я доложу шефу, чтобы поменьше баловал тебя деньгами.
– Напрасно вы на него, барышня. Меру он знает, – заступилась старуха.
Послышался резкий стук в дверь.
– Кто это? – испуганно спросила Евгения. Старик растерянно развел руками.
Стук возобновился еще настойчивее.
– Прячься! – Старуха сдвинула половик, подняла западню. Евгения накинула на плечи жакет и спрыгнула в подполье.
С нетерпением стала ждать, кто войдет. Если соседи, она спокойно переждет, а если солдаты…
Получше замаскировав рацию, она принялась разбирать доски заделанного потайного хода.
Кто-то входил в избу.
«Один, второй, третий», – считала она.
– К вам только что вошла девушка, – услышала она строгий голос. – Где она?
– Что вы, товарищи, – взмолился старик, – к нам, старым людям, никто молодой не ходит.
– Тогда мы сделаем обыск.
Больше Евгения ничего не слышала. Быстро закрыв за собой потайной ход, она стала на четвереньках пробираться в погреб, который находился в огороде, отделенном от двора забором. В голове ее стучала мысль: «Скорей, скорей отсюда!» Сейчас они обнаружат подземный ход, и тогда ей не уйти. Но куда бежать? До полка далеко. Через пять-семь минут будут перекрыты все дороги. На заставу нельзя. Она не предупредила Ивана, да и станет ли он теперь помогать. Единственное спасение – в клубе, в народе. Все видели, что она приехала.
Евгения поднялась по лестнице, раздвинула доски погреба, прикрытые сеном, высунула голову. Сквозь щели в заборе увидела солдата с автоматом. Он постоял у крыльца и пошел к воротам.
Евгения тихонько вылезла Из погреба и пробралась в соседний огород, а оттуда – к крайней избушке. До линии, где стояли товарные вагоны, было не более ста метров. Она перешла дорогу и приблизилась к вагонам. Отсюда в сумерках виден был домик Самарина. Вероятно, обнаружили ее исчезновение. Один солдат выскочил из ворот и помчался в сторону штаба дивизии.
«Ищите в поле ветра!» – усмехнулась Евгения. Зайдя за вагоны, она сняла жакет и шаль. Тщательно выхлопав их, поспешила в клуб.
Концерт еще не начался. У раздевалки стояла небольшая очередь. Евгения взглянула в зеркало, поправила волосы и пошла за кулисы. Войдя в комнату к девушкам, начала раздеваться.
– Женя, вы куда исчезли? Мы так беспокоились о вас.
– А я, девочки, в госпиталь заходила. Нужно было кое-что нз медикаментов
– Это оттого, что давно не выступала.
– Верно.
Евгения осматривала себя в зеркальце и поражалась, как посерело ее лицо. Глаза стали тревожными, горящими. «Что же будет дальше? Сейчас объявлена тревога по всему гарнизону. Они обшарят каждый уголок на станции, заглянут в клуб. А что им это даст? В лицо они меня не знают. Да и Самарины ничего не смогут сказать. Даже не знают, где я работаю».
Конферансье вышел на сцену и объявил о начале концерта. Номер, с которым выступала Евгения, был первым. Она прошла на сцену. Окинув многолюдный зал, затаила дыхание, стараясь успокоиться. Но дрожь пробирала ее, словно она промерзла до костей. «Только бы не сорваться, хорошо спеть. Иначе конец всему».
Веселов проиграл вступление, и она запела:
Ты стояла долго молча на вокзале…
Пела негромко, но сколько было напряжения в ее голосе! Она не узнавала себя. Казалось, что по щекам бегут слезы, и она вот-вот разрыдается.
«Может, это моя последняя песня. Видно, заметили, как я зашла к старикам, иначе бы не делали обыск. Возможно, уже кто-то опознал меня. Значит, арестуют. Боже мой!»
Как бы она хотела сейчас спокойно жить в Харбине и не думать каждую минуту об опасности! Зачем она связалась с этим авантюристом Родзаевским, который внушил ей бредовую мысль бороться «за грядущую Россию»? Тогда она верила в победу Японии, а теперь… за восемь месяцев, прожитых здесь, она поняла, как усилилась Россия. Если уж Германия отступает, то японцам и соваться нечего!..
Песня всем понравилась. Зал долго аплодировал. Евгению дважды вызывали на сцену. Пришлось исполнить «Ласточку». За кулисами поздравляли и обнимали девушки. Теплый прием окрылил, вселил надежду на благополучный исход. Теперь ей стало неудобно перед собой за минутную слабость. Может, они случайно зашли и никто не следил за ней, а она скисла. Привыкла в каждом видеть своего врага, думать, что ее подозревают. И вот обманулась, поддавшись ложным чувствам.
После концерта начались танцы. Евгения держалась около своих девушек. Раза два с ней танцевал Веселов. Затем ее пригласил какой-то лейтенант. Он был очень любезен. После танца предложил пойти к выходу, немного освежиться. Тон голоса был ласковый, доброжелательный. Но она решила проверить.
– Вы извините, но я боюсь простудиться.
– А мы не будем выходить, просто прогуляемся. Хорошо? «Нет, таким тоном не говорят работники «Смерш». У этого другие намерения. Может, предложит проводить. Это меня обезопасит».
– Если вам так хочется, идемте, только ненадолго.
У входа Евгения увидела двух сержантов с автоматами. Снова по телу ее пробежал неприятный холодок. – Пойдемте обратно.
– Нет, уважаемая, теперь вам придется пройти с нами, – сказал лейтенант уже другим тоном.