В те дни на Востоке
Шрифт:
Анатолию показалось, что он ослышался. Но тут на сцену вышли две девушки в хромовых сапожках, в гимнастерках, туго затянутых ремнями. Одна смуглая, с длинными косами, другая – беленькая, с льняными локонами и тонким рисунком бровей.
«Таня! – чуть не вырвалось вслух у Анатолия. – На смотр приехала».
Он с трудом дождался антракта и поспешил за кулисы. В коридоре на диване сидели две девушки и над чем-то хохотали. В крайней он узнал Таню. Она смотрела в противоположную сторону. Анатолий приблизился к дивану и замер на
– Толя! – она вскочила с дивана и обвила его шею. Потом, отстранившись, внимательно посмотрела ему в лицо. – Как ты сюда попал?
– На соревнования…
– Молодец! Сима, познакомься… Звонок возвестил о продолжении концерта.
Лейтенант взял девушек под руки и повел в зрительный зал. Теперь Анатолий сидел рядом с Таней, держал ее руку в своей руке. Наклоняясь к лицу, спрашивал о чем-нибудь из ее армейской жизни или же просто ловил взгляд ее сияющих глаз.
После концерта в фойе начались танцы. Анатолий поручил Старкову отвести солдат в гостиницу, а сам остался.
Оркестр заиграл вальс. Анатолий пригласил Таню. Как он еще плохо кружился! Делал широкие шаги, задевал танцующих. Словно извиняясь, он напевал слова вальса: «Танцевать я совсем разучился, и прошу вас меня извинить…»
Потом они гуляли по улицам ночного города, забрели в сквер. Там было как в лесу: дорожки засыпаны снегом, на сучьях хвойных деревьев висели белые шапки. Очистив от снега скамейку, они сели. Анатолий потрепал выбившиеся из-под шапки Танины прядки, прикоснулся к ее горячей щеке, обжигающим губам…
Таня нежно гладила его руку, говорила:
– Все-таки мы счастливые, правда? – Она заглянула ему в глаза. – Толь, расскажи, как живешь на границе, что во сне видишь?
– Что вижу во сне? Ну вот вчера, например, летал. Кажется, так легко и свободно машешь руками и летишь, летишь над городом.
– Растешь, Толенька, к верху тянешься. А я вижу во сне институт, подруг. Как прежде, хожу на лекции, сдаю экзамены. Ты не раздумал стать учителем?
– Конечно, нет. Работа с людьми, а тем более с малышами, мне нравится. Представляю, как после института поедем в район!..
– Какой ты у меня фантазер!
– А ты не знала? Узнаешь еще, только бы с самураями разделаться и тогда – мир, братья-славяне, по домам!
Ему стало душно. Он расстегнул ворот кителя, распахнул шинель.
– Зачем? Простынешь.
– Жарко. – И начал расстегивать крючок на ее шинели. Но она отвела его руку.
– Не надо, Толя. Мы же ничего не можем себе позволить. Дождемся конца войны, правда?
– Ты всегда такая строгая? – Анатолий было рассердился на нее. Но разве она виновата? Война наложила на все свои запреты, поставила людей в такие условия, в которых возможное стало невозможным.
– Не горюй, милый, – она поцеловала его в щеку. – Побеждает тот, кто умеет ждать. Помни это всегда.
…Лейтенант закрыл книгу,
Слева впереди вырисовывался силуэт пятиглавой горы. Поезд катился под уклон. Следующая станция – конечная.
Арышев положил книгу в чемодан, одел шинель. «Что нового в полку? Илья Васильевич, видно, заждался. А Померанцев все на заставе, ждет, когда выйдет из госпиталя Женя. Кто же все-таки ее ранил?»
На перроне стояло несколько военных из комендантского надзора. Но из своей роты Арышев никого не встретил. До полка пришлось добираться на попутных подводах. Первым делом он заглянул в штаб, к Воронкову. Того на месте не оказалось. Как сообщили писари, теперь он не лейтенант, а старший лейтенант и не помнач-штаба, а начальник штаба.
«Что же со Смирновым? – удивился Анатолий. – Неужели проштрафился?»
В кабинете начальника штаба сидел за столом Воронков, что-то писал. Анатолий начал докладывать, но тот вышел из-за стола и заключил его в свои могучие объятия.
– С повышением, Александр Иванович!
– А тебя – с успехами на соревнованиях! – Успехи не мои, коллективные.
– А Старков с Шумиловым? Не скромничай, я же читал газету.
Они сели: Воронков – на свое место, Арышев – у стола. Анатолий достал пачку «Беломора», угостил товарища. Выпустив изо рта дымок, Воронков прищурил глаза, задумался.
– А у нас ведь в полку ЧП. Не слышал еще?
– Нет, а что случилось?
– Ужасное, невероятное… Жена Померанцева оказалась шпионкой.
– Да вы что?
– Арестовали ее. А Иван, как узнал об этом, так в ту же ночь бежал с заставы в Маньчжурию.
Анатолий приложил ладонь к щеке и застонал, как от зубной боли:
– Мерза-а-вец! Предать Родину – в голове не укладывается.
– Нас тут за него основательно потрясли: начальника штаба отстранили от должности, командиру полка – строгий выговор. Словом, всем досталось и еще достанется.
– Сколько времени скрывал человек от людей свою черную душу и вот раскрыл, – негодовал Анатолий. – Лучше бы пулю пустил себе в башку, подлец!
– А он, чтобы спасти свою шкуру, пустил пулю в Примочкина, который сопровождал его при проверке постов.
Арышеву жалко было солдата. Какой сложный путь прошел он, чтобы понять свои ошибки, и вот нет его.
– Да-а, грустно и гнусно. – Воронков загасил папиросу, за чем-то полез в стол. – Илья Васильевич тут без тебя замотался. Но сейчас он не один. Три дня назад я направил к нему в роту двух младших лейтенантов.