В те времена

Кимельфельд Дмитрий Исаакович

М и Ж

Посвящается Международному году женщин

Мне сказала мать моей жены: «Теодор, не ползайте по полу! Вы забыли, видно, что должны Отвести ребенка утром в школу!» А жена сказала: «Привыкай! И не делай из себя цунами! Даже сам товарищ Курт Вальдхайм Объявил, что этот год за нами!» Эх, не допели мы и не допили, А гастрономы закрываются уже. И, как сказал мне Вася, — заменили На метро букву «М» буквой «Ж»! Ну, пришел я выпивши вчера, *Так супруга обошлась сурово: За дверьми держала до утра — Заставляла петь под Антонова!* Да, теперь от баб покоя нет, — Ведь они народ такой настырный: Письма шлют в Госкинокомитет, Чтоб во всех кино снимался Штирлиц! Бабы собираются в стада, Даже коллективно ходят в баню… Вспомнят, как сожгли их Жанну Д Арк, — Могут с нами сделать икебану! Мужики! Я, думая о вас, Принял обращение к народам — Чтоб хотя б в получку и в аванс Этот год остался нашим годом! Но с тем ООНом спорить бесполезно — И у него, видать, все бабы на уме… Мне это надоело до зарезу: Сегодня ночью на метро залезу И снова там поставлю букву «М»! Эх, не допели мы и не допили, А скоро ли еще придется пить! Ведь по секрету Васе сообщили, Что могут год непьющих объявить!

* Вариант:

Так супруга, даром, что блондинка, За дверьми держала до утра — Требовала петь под Хампердинка!

Карта мира

Вступительная

песнь

Взглядом собственным и МИДа Я смотрю на карту мира. Видим мы — и я, и МИД: Мир имеет бледный вид. Сердце тронула обида: Дурят нас — меня и МИДа. И больших страстей разгул Вспыхнул пламенем в мозгу. Позвонил я корифею — Другу Левию Матфею. Говорю ему: «Матфей! Закупай, браток, портфей! Хватит шастать по парадным. Накропаем меморандум И в конце мартовских ид Запузырим его в МИД!» Мои Матфей — кумир столицы: Пьёт всё то, что может литься, И, как верный ученик, На меня ведёт дневник. Если б не был он аидом — Он бы где-то правил МИДом, Но ОВиР семь лет назад Остудил его азарт. Вот с тех пор мы с ним скучаем, Карту мира изучаем… Но он всем ещё отплатит, — Если нам портвейну хватит. …Вот надели мы ермолки И достали атлас с полки, Разложили на полу. Кир поставили в углу. Дербалызнули по первой, Закусив нектар консервой, И Матфей, вошедши в раж, Атлас взял на карандаш. Говорю ему: «Матюша! Что скажу тебе, послушай: Жить могу я, поручась Лишь за одну шестую часть. Здесь у нас всё слава Богу, Все вперёд шагают в ногу, И растет за годом год Вал на душу и доход. Есть, но это и понятно, И на нашем солнце пятна: Население пока Подворовывает слегка. Но оно, сказать мы вправе, Не наносит вред державе: То, что каждый здесь крадёт, За границу не уйдёт. Наш Госплан всё это дело Прогнозирует умело, Так что даже воровство близит наше торжество!» В этом месте я, признаться, Ждал, как минимум, оваций… Мотя ж, словно истукан, Изумлённо грыз стакан…

Песнь первая

Англия

Тёк портвейн по пищеводу, Нёс желанную свободу, Малосольный огурец Пел в желудке, как скворец. В это время мы решили Рассмотреть проблему шире, И себе за полигон Взять туманный Альбион. Упиваясь Джеймсом Бондом, Смогом дышит древний Лондон. Хватит Лондону ветшать — Надо что-то с ним решать. Больно строй у них увечен. Может, дело в лярве Тэтчер? Мы живём по Ильичу, А она — по Гринвичу. Хватит этой светской львице Лярдовать и веселиться: У железной леди ведь Шансы есть и заржаветь! Предлагаем ей резонно — Выйти замуж за Кобзона: По весне поёт Кобзон, Как шотландский гарнизон. Всем известно, что Иосиф Свой парик для понту носит. А на деле плешь Кобзона — Эротическая зона. Так что, выйдя за него, Будет счастлива Марго! В честь забот о русском барде Свадьбу справят в Скотлэнд-Ярде: Пусть напоследок поострит Пресловутый Даунинг-стрит. Ночью, сняв косоворотку, Бард начнёт спецобработку: Лихо, не боясь заноз, Подключает к ней гипноз Вместе с дымом папироски: Метод — «Суслов-Кашпировский». И внушает этой дуре «Капитал» и «Анти-Дюринг», Из Плеханова кусок И Апрельский тезисок, Псковских женщин стать и внешность, Песню Пахмутовой «Нежность», Наших выборов отряд И считалки октябрят, — Чтоб Марго, прибрав кровать, Пошла кандминимум сдавать. Не, будет жить британский лев У Кобзона, присмирев.

* * *

Заявляю громогласно: Жить, товарищи, прекрасно! Кто на это возразит — Тот маньяк и паразит! Мысль банальна в этой фразе, Примитивен матерьял — Это мой плебейский базис На надстройку повлиял… Но какими же словами Описать, друзья, пред вами Край, где нежно, как Бриджит, Португалия лежит, Принимая, как осанну, Атлантическую ванну?! …Вот по родине портвейна Мы идем благоговейно, И, поверьте, каждый фибр Сочинять готов верлибр. Так и хочется с разбегу На цугундер принять негу И упасть в ночной прибой Как какой-нибудь плейбой. Но, ребята, я уверен, — Вы не знаете Матфея: Встрепенулся он, как вошь, И кричит: «Даешь дебош! Это же несправедливо, Что одни живут счастливо, А другие весь свой век Не вылазят из аптек, И стоят в очередюге, И сдувают пыль с усов, В мерзопакостном досуге Ожидая двух часов! Где же равенство? Где братство?! Где свобода, бля?!! Окстись! Нет уж, без рукоприкладства Нам никак не обойтись!» Я сказал: «Не прав ты, кореш! Ясно всем — ты лажу порешь. Но предлог и впрямь хорош… Я согласен на дебош.»

Песнь вторая

Дебош в Португалии

Зашли мы с ним вначале В отель «Эксцельсиор» И в трюмы закачали Мадеру и ликер, Запили смесь шампанским На питерский манер — Тут разум наш гражданский Буквально помутнел… Мы закусили дряхло Биточком паровым — И в воздухе запахло Скандалом мировым. Матфей направил зенки В оркестр и простонал: «Сыграйте летку-енку И «Интернационал»! Потом, держа десятку Как флаг над головой, Пошел плясать вприсядку С испанскою вдовой… Держа за поясницу Дочь мэра поплотней, Он обещал жениться Немедленно на ней. На чистой позолоте, Как истинный гусар, — «Здесь были Шура с Мотей» — Мочою написал. …Мы перекочевали В портовый кабачок. Там две каких-то крали Нас взяли на крючок. Но Мотя им красиво Сказал, мол, тыры-пыр — Мы, если тратим силы — То на борьбу за мир! Для небольшой разрядки Мы выпили на бис, — И тут же нам мулатки Устроили стриптиз. Естественно, в борделе Безмолвствовал народ, Пока они вертели Под блюз запретный плод. А Мотя, приняв стопку, Вскричал как Бармалей: «У наших те же попки, Но чуточку светлей!» И затянул сурово, Прищуря левый глаз: «Уеду в Комарово И буду водолаз! Для ОСОАВИАХИМА Платил я взносы, но Сегодня как Нахимов, Я должен лечь на дно!» Тут подскочили трое Из местных забияк — Их красною икрою Мы терли, как макак… Матфей кричал: «Попались! Сейчас возьму разгон — И всех вас на анализ Отправлю в Пентагон!» …Конечно, нас ушили, Шпырнули нам укол, И в мэрии решили Составить протокол. Очнувшись в каталажке, Матфей воскликнул; «Мать!.. Пора нам без поблажки Восстанье подымать! Единственная мера Нам может здесь помочь: В плен забираем мэра И засохшую его дочь. А ты по-партизански Дай в Петербург толчок — Пусть на вокзал Финляндский Пришлют броневичок…» …В дальнейшем помню смутно Шум, драки, пьяный звон… Но к мэрии под утро Пришел весь Лиссабон! И Мотя-предводитель С балкона, как Ильич, Взяв громкоговоритель, Им двинул свежий спич: «Все в нашем мире гадском Прогнило сквозь крутом! Народ же португальский Не числю я врагом! Зачем, — в пылу экстаза Кричал поверх их рыл, — Веспуччи ваш, зараза, Америку открыл?! Да если б простудился Америго-паразит — Так Рейган не родился б И СОИ не грозил! Пусть будет труд в почете, — Кончайте ваш стриптиз, — Ведь всех в конечном счете Прижмет капитализм! Чтоб это стало явью — Организуйте бунт! Да здравствует Рейкьявик! Я кончил. Зайт гезунд!» …Цвел Мотя, как цветочек, И я стоял, хорош… Ах, что был за денечек! Ах, что был за дебош!

Песнь третья

Франция

Тут с Матфеем мы прервались, Всласть портвейном подковались. Взяв за Ватерлоо реванш, Понеслись через Ла-Манш. Вот Париж — мечта поэта, Город грёз и тет-а-тетов. Ну и жизнь, скажу я вам! Где ни плюнь — шерше ля фам! Как они шуршат азартно От Сорбонны до Монмартра! Что ты там ни говоришь — А Париж — всегда Париж! Но скажу я вам, ребятки, И у них есть беспорядки: Потому-то в их норе Льнёт к мужчинам Жан Маре Тут Матфей икнул сурово, Попросил законно слова: — Да, — сказал он, — этот Жан Лег пятном на парижан. Но у дам прошу прощенья: В чем причина извращенья? А причина, брат, одна — Там свободы до хрена! Но не той, родной и близкой Нашей — праведной марксистской, А другой, что вывел в рейд Лжеученый Зигмунд Фрейд. Буржуазный паралитик- Псевдопсихоаналитик Свою совесть от и до Променял на либидо! Он твердил, что лишь в подкорке Жизни

главные подпорки, Что инстинкт наш половой Управляет головой… В общем, все идеи слабы, Если год не видишь бабы. Запад, надорвав пупочки, Учит Фрейдовы азы: Все шизы — на сексопочве, От простоя все шизы. Вот Маре и в ус не дует, А по Фрейду — либидует, И похерив Интерпол, Обижает слабый пол. Я бы все их сучье семя — Дю Фюннеса, Бельмонодо Перевез в Нечерноземье Вместе с ихним либидо, — Чтоб пощупал этот псих Грудь ивановских ткачих! Если б этот Фрейд-развратник Снял хоть раз с ткачихи ватник И дошел до нужных дел, — Он бы враз озигмундел! Не понять ему, профану, Что такое вал по плану. На ивановских харчах Весь инстинкт его б зачах. Ну, а мы от вермишели Не загнулись, не замшели! И пока фуфло едим — Наш народ непобедим!

Спортлото

Бокс

(Из объяснительной записки слесаря-краснодеревщика по поводу его опоздания на работу на месяц)

Как приехал я в столицу, Так с вокзала тачку взял: Захотелось порезвиться — Дома ж этого нельзя! Дернул бабу в «Метрополе», Где жрет только зарубеж, Заказал кебабу с лёлей, Говорю: «Знай наших, ешь!» Заказал кило орешков, Подвигаю — мол, грызи! Тута к столику неспешно Гнёт подвыпивший грузин. Мной накормленной блондинке, Под влияньем черных ген, Предложил сплясать лезгинку Диких гор абориген. Я, конечно, полон злобы, Несмотря на буржуёв, Дал по морде «гамарджобе» За скорбление моё. Тут блюстители прибегли, Руки начали крутить, Ну, пришлось их, словно кегли В кегельбане, запустить. Никакой тебе культуры — Рогом прут из-за портьер! А в моей кандидатуре Весу больше, чем центнер. Драка — это ж моё хобби! Покосил их, как овёс. Побросал я их у «бобик» И в милицию повёз. Приезжаю я в участок — Мне майор и говорит: «Нынче родятся не часто На Руси богатыри. Нам такие геркулесы Позарез сейчас нужны: Будешь ты в тяжелом весе Выступать за честь страны!» Я девять дней тренировался, Правила измором взял, Но один пункт не давался: Что ниже пояса — нельзя! На десятый — тренер Боннэр Мне боржомчика налил: «Будешь драться в Лиссабоне Ты с Мухаммедом Али!». Мы под вечер прилетели, Заезжаем в «Гранд-отель» — Там уже нас ждут бабели И двуспальная постель! Ранним утром я газету С переводчицей листал: Все пророчат Мухаммеду Очень быструю победу — И готовят пьедестал. В ихнем местном «Колизее» Собралася вся деньга: На Мухаммеда глазели, На меня же — ни фига! Объявили пикировку — Мохаммед разинул рот… Ну, — я думаю, — шалёвка, Во, на публику даёт! В первом раунде я сдуру Прямо на него пошёл — Он мою кандидатуру Сразу уложил на пол. Думал — вдарю для порядка! Но тут совесть будто снег: Ведь у нас была «разрядка», Ну, а главное — он негр! Я читал у них в газете, Где ни плюнь — апартеид, И расист там каждый третий, Как у нас — антисемит! Он наносит мне удары, Находяся весь в ражу… Проявляю солидарность И нырками ухожу. Но — достал меня он свингом… Слышу — главный рефери, Наклонившися над рингом, Объявляет: «Ван, ту, фри!..» Перед зрителем неловко, Вот ей богу, счас сорвусь! Но тут вспомнил, как стыковку С «Аполлоном» вел «Союз». Нет, Кубасов и Леонов Мой не переплюнут нерв: Хрен с им, с этим «Аполлоном»! Что возьмешь с него? Он — негр! Ведь, когда убили Кинга, Я же сам протестовал! Встал я, вышел в центр ринга И Мухаммеда обнял. Если с близка приглядеться — Он похожий на пуму. Видно, доставалось в детстве На плантациях ему. …Вот четырнадцатый раунд. Вижу — гнётся черный хлыст, Норовит послать в нокаут, А кричал, что пацифист! Он же, курва, во Вьетнаме Отказался воевать! А на ринге хулиганит, Как не вспомнить его мать?! …Но — достал меня растяпа: Правой — в печень, левой — в дых. И опять упал я на пол, Ну, а зал уже затих. Вижу, он смеётся в профиль, Думает, что всё ажур! Тут я вспомнил: наш картофель Грыз их колорадский жук! То ж они арабских братьев Превратили в партизан! И душа сказала: «Хватит!» И ещё — «Но пасаран!». Я вскочил, поправил пояс — Хватит шуточки шутить, Вывел я свой бронепоезд Из запасного пути. И ударил, что есть силы, — Так, что хрустнула рука, — За Вьетнам, за Хиросиму И за ихнего жука! Он пол-Африки объездил, Проповедуя бойкот, — Я ему по морде врезал, Чтоб закрыл свои черный рот! Он согнулся, как сосиска, Носом пыльный пол буря… Отливали его виской, Только думаю, что зря! Я стоял на пьедестале, Дикой гордостью томим, Слушал, как они играли Наш советский новый гимн! …Ты, начальник, хоть и смейся, Но я правду рассказал, Почему на цельный месяц На работу опоздал!

1975 г.

Буер

Весь слабый пол видал в гробу я — Он, вродь, пришибленный какой! Моя невеста просит буер, Как будто буер есть покой! Ей говорю: «Матильда, будя! Где я в селе его найду?!» Нет: «Подавай мне, Паша, буер, Чтоб в ем кататься на пруду!» Её ревную и к столбу я, А тут наш местный педиатр Ей рассказал про этот буер И подарил ей пеньюар! Ну, педиатру дал по лбу я — Теперь он лечится в Гагре… А Машка мне сказала: «Буер Чтоб был готовый в декабре!» Негодованием обуян, Метался я, как ягуар, А по ночам мне снился буер, А в нем — Матильдин пеньюар… Но не в обиде на судьбу я — Она меня не подвела: За то, что я построил буер, Мне Маша сына родила! Под ним струя светлей лазури, Над ним луч солнца золотой! Он вырастет и сядет в буер, Как будто буер есть покой…

1975 г.

Водные лыжи

Я эти моды страх, как не люблю, Их буржуазия родит в своём Париже. Другое дело, скажем, по рублю… Но речь сейчас пойдёт о водных лыжах. Страна наша горит одним огнем, Уже я на себе успехи вижу. Мы наше счастье у станков куём, А кое-кто — куёт на водных лыжах. Вон Запад загнивает на корню, В газетах пишут, что ему не выжить. За это нашу прессу я ценю. Но кое-кто гниёт на водных лыжах. Подъем наш мощен, яростен и крут, Холеру одолели мы и грыжу. И мы идем, куда нас всех ведут, А кое-кто идет на водных лыжах. Сейчас, когда китайцы рвутся в бой, Нам следует сплотиться всем поближе: Не хочешь пить — не надо, хрен с тобой! Но ты не рушь наш блок на водных лыжах. Ты на меня здоровьем не дыши И под рубаху спрячь свой пуп бесстыжий, А то я одного уже отшил — Он сесть не мог, не то что стать на лыжи! Моя жена — не Джин Лоллобриджит, Но я, как говорится, не обижен… А вдруг она, лахудра, порешит Фактуру обнажить на водных лыжах?! Недопустим кошмарный этот жест. Во что он населенью обойдётся?! Едва она предстанет в неглиже — У нас контакт с дельфинами прервется! У нас есть недостатки кое-где, Мы их бичуем как и бичевали, Но если все на лыжах по воде, — Не докуём мы то, чего ковали. Твой голый вид мне — по сердцу пилой! И, как певец народного престижа, Я говорю: «Всех с водных лыж — долой! Куда мы так придём — на водных лыжах?!»

Гимнастика спортивная

Товарищи! Мне больно и мучительно Вас отрывать в законный выходной, Тем более, что завтра День учителя И праздник Конституции родной… Поля страны уже почти что убраны, Идет в Ираке с курдами война… А эта сука — наша Элла Губерман Вчера опять свалилася с бревна! Ее тренировали и кормили мы, Как айсберги стояли за спиной, И, несмотря на чуждую фамилию, Мы все ей доверяли, как родной. Народ три года жил Олимпиадою, На это дело потратил до хрена — И ничего! Пока никто не падает! А вот она — свалилася с бревна! Во мне сейчас одно бытует мнение, — Что налицо у нас коварство и обман: В упаднических этих настроениях Давно подозревалась Губерман! Сводя с Отчизной свои счеты давние, Пошла на преступление она. Ну, нету никакого оправдания Тем, кто так подло падает с бревна! Товарищи! Давно уже не дети мы. А здесь крамольный варится бульон: У нас есть достоверные свидетели, Чье она носит на себе белье… Пора поставить все вопросы ребрами — Ведь это ж наша общая вина: Вот потому, что мы такие добрые, — У нас кто хочет падает с бревна. Она вот тут оправдываясь мелочно, В патриотизм наш бросила крючок — Что, мол, она невинная, как девочка, А на бревне попался ей сучок! Она клевещет на советских плотников И ищет, очевидно, дурачков: Мы ж то бревно таскали на субботниках И что-то в ем не видели сучков! Должны мы заявить сейчас, товарищи, — И в этом нас поддержит вся страна, — Что в данной пятилетки год решающий Никто у нас не упадет с бревна! Тем, кто в наш сад еще бросает камешки, поставим отрезвляющий компресс! И не позволим всяким Губерманишкам Оклеветать родной наш русский лес!