В третью стражу. Трилогия
Шрифт:
Пообсуждали и пришли к выводу, что минут сорок - не больше.
Стрельба не утихала. Но они уже никому и ничем помочь не могли. Сидели, слушали. Молча. Говорить было, собственно, не о чем, да и не хотелось. Это потом, когда и если, выйдут из передряги живыми, тогда тормоза и снесет, а пока - как отрезало.
Так и сидели, словно бы в оцепенении, лишь изредка перебрасываясь отдельными словами, но минут через двадцать со стороны, куда направлялась колонна, донесся узнаваемый даже сквозь стрельбу рев моторов, и на дороге появились новые действующие лица: бээмдэшка и "Шилка". Остановились, как раз, у той
– А-а-а-а!
– донеслось откуда-то сверху, и перед сидящими под скальным козырьком десантниками, будто упав с неба, возникла фигура в драном халате, размотанной чалме и с РПД в дрожащих от страха и напряжения руках.
В глазах басмача плескался животный ужас, а из полуоторванного уха щедро лилась кровь. На халат, на ободранные руки, на вытертый до блеска пулемёт...
"Вот теперь точно - пиздец", - успел подумать Виктор, и потянул спусковой крючок автомата лежащего на его коленях. "Калаш" захлебнулся длинной очередью, а на халате басмача, на груди и животе появилась цепочка тёмных отметин.
Уже падая, враг нажал на спуск, и задранный к небу ствол "Дегтярёва" расцвёл пламенем, пляшущим на дульном срезе.
– Салют, бля, - сказал кто-то из ребят и нервно засмеялся. Ответом было молчание...
Через несколько минут, огонь со стороны противника ослаб, потом прекратился вовсе. "Шилка", однако, постреливала - для острастки, короткими очередями, но БМД стрелять перестала.
Федорчук выждал ещё пару минут и побежал к застывшей на дороге бээмдэшке, настороженно поводившей из стороны в сторону хоботком пушки. Десантный люк машины оказался открыт и оттуда... навстречу Федорчуку неслась песня!
Мы в такие шагали дали,
Что не очень-то и дойдешь.
Мы в засаде годами ждали,
Невзирая на снег и дождь!..
Витька добежал, сунул голову в люк и наткнулся взглядом на белозубую улыбку:
– Заходи, дядя! Не боись! Водички глотни. Давно окопались?!
Но тут говоривший заметил, видно, кровь на лице Федорчука и, изменив тон, сочувственно спросил:
– Зацепило? Давай перевяжу!
– Да не, спасибо братки, ерунда! Просто в броню не вписался... А вы откуда, такие веселые? С песней воюете!
– Второй батальон, - объяснил один из бойцов.
– Ща остальные подойдут, раскатаем духов на хрен!
– Класс!
– совершенно искренне выдохнул Федорчук, которого начала отпускать "лихорадка боя".
– Дайте, воды, а то у нас ни капли и раненый, - крови много потерял, - пить хочет. И сигарет, если есть...
– В общем, так жрать хочется, что трахнуть некого, - заржали внутри.
Из люка вылез сержант-десантник,
– Павел, Пугачёв.
– Федорчук, Виктор, - пожал руку Витька, зажав флягу под мышкой левой руки.
– Ну и рожа у тебя... Федорчук!
– улыбнулся и снова покачал головой Пугачев.
Витька непроизвольно дотронулся до лица:
– Млять, - выругался он от боли, левая половина лица опухла и на ощупь скорее походила на мячик.
– Тебя хоть сейчас в банду к Горбатому, "Кривым" там будешь!
– сказал Пугачев, и оба заржали...
Так и стояли, смеясь и раскачиваясь в такт смеху, на побитой дороге рядом с шевелящей стволом бээмдэ. Бой кончился. Во всяком случае, здесь и сейчас больше не стреляли. И время подсчитывать потери и хоронить павших еще не наступило. Короткое мгновение счастья посередине войны, ужаса и смерти. Они стояли и смеялись. Солнце, уже почти касаясь пиков гор, медленно уходило на Запад...
3. Ольга Ремизова, Санкт-Петербург, 1996-2009 годы
Иркину бы активность да в мирных целях! Казалось, подключи "девушку" к динамо-машине, и она запитает электричеством всю немаленькую Вену. Такой, видишь ли, темперамент, такая энергетика. И откуда что берется? Ведь родные же сестры, но не похожи ничуть. Наверное, так и должно быть, когда разница в восемь лет. Другое поколение, другая судьба.
– Так, - сообщила Ирина через полчаса.
– Я же тебе сказала, никаких автобусов и прочих поездов. Есть тебе оказия, да такая, что пальчики оближешь!
– Облизываю.
– А что ей еще оставалось сказать?
Честно говоря, не хотела она сюда ехать. Неудобно было. Ведь заранее же знала, как Ирка ее будет принимать, потому и стеснялась. Но живой человек - соскучилась, два года не виделись, и, в конце концов, поддалась на сестринские уговоры, согласилась, приехала. И то сказать, чувства чувствами, а противостоять напору госпожи ди Скоцци, это совсем другое здоровье надо иметь.
Они и всегда были разные. Старшая сестра, то есть, Ольга: спокойная, даже излишне "спокойная", неэнергичная, безынициативная. Во всяком случае, таковой ее воспринимали другие, и она, порой, готова была с этим согласиться и соглашалась, принимая на себя уготованную судьбой роль. "Тихоня Оля" - так с легкой руки лучшей подруги ее и дома называть стали, хотя в мечтах своих ... В мечтах она была совсем другой, но с возрастом, как известно, мечты имеют свойство нечувствительно растворяться в окружающей среде, да и от слова "халва" во рту сладко не становится.
А вот Ирка - сестра младшая - всегда знала, как получить то, что ей положено, а положено ей всегда было всё. Абсолютно всё. И ведь не рвала из рук, не жадничала - зато и подруг у нее было столько, сколько сама хотела - не исхитрялась. Нет. Все приходило как-то само по себе, она только действие начинала и - получалось. После пятого класса захотела перейти в английскую школу, единственную в районе, куда по прописке-приписке к месту жительства попасть не могла. Сама пошла и очаровала директора и была зачислена. А после - это уже восьмой класс был - так же перешла в математическую.