В третью стражу. Трилогия
Шрифт:
Тот, кто жил в "тереме", вернее, там жила, мелькнула раз другой смутной тенью в глазке - "Смотри, милая, смотри, я весь здесь, как лист перед травой..." - и наконец открыла дверь.
– А где цветы?
– притворно нахмурилась "капризная примадонна", появляясь в проеме двери. Она была изумительно хороша, если не сказать ослепительна, но как тогда описать впечатление, которое она производила, выходя на сцену? А сейчас "парижская фея" одета по-домашнему, в "простой" шелковый халат персикового цвета и как бы даже с золотой вышивкой по рукавам, лифу и
– Виноват, - принимая игру, развел пустыми руками месье Раймон Поль.
– Забыл...
– Что ж вы, сударь, такой забывчивый?
– "гадюкой" прошипела "La rubia Victoria".
– Уж не состарились ли вы раньше времени в лучах моей славы?
– Ваше сияние, дива миа, не старит, - усмехнулся в ответ Раймон, входя в номер и захлопывая за собой дверь.
– Оно испепеляет.
– Во как!
– улыбнулась Виктория и сделала шаг на встречу.
До этого она все время отступала перед ним, как бы завлекая или даже заманивая в глубину номера. Но сейчас приблизилась, с невероятным изяществом сломав дистанцию, и плавным, очень женственным - донельзя обольстительным движением - положила руки ему не плечи.
– Как страшно жить...
– прошептала она, но, судя по выражению глаз и плавному движению губ, жить ей было отнюдь не страшно, а напротив, восхитительно и прекрасно.
– Мы едем завтра утром, - сказал Раймон, позволив, в конце концов, улыбнуться и себе.
– Вернее, летим. На самолете, - уточнил он для "блондинок".
– Так быстро?
– в глазах Виктории уже кружило хоровод любовное безумие, но слова Раймона она услышала и поняла правильно.
– Ты забыла, красавица, - он обнял ее и с нежностью прижал к груди.
– Ты забыла, что у тебя лучший в мире импресарио...
Ну не рассказывать же ей, - тем более, сейчас, в этот странный миг, случившийся между явью и грезой - чего ему это стоило! Но
оно того стоило
, если увидеть, как увидел Виктор, волшебное сияние, возникшее вдруг в голубых глазах Виктории. И хотя Раймону не слишком нравилась идея, тащить "диву Викторию" в страну, охваченную гражданской войной, ее счастье - даже минутное - оправдывало многое, одновременно отменяя
многое другое
..
"Я безумец!" - твердил он себе, бешеным метеором проносясь по Парижу: визы, фрахт самолета, уговорить музыкантов, согласовать в испанском посольстве сроки и даты, расценки и маршруты.
"Я безумец!" - он мог себе позволить быть искренним перед самим собой. Хотя бы перед собой. Хотя бы мысленно. И, разумеется, был прав: чистейшей воды безумие, и главный негодяй пьесы именно он, поскольку не остановил этот "дикий каприз", удавив "инициативу масс" в самом зародыше. Однако сделанного не воротишь, а не сделанного не сделаешь. И более того. Сколько бы - пусть и перед самим собой - не изливал желчи Раймон Поль, как бы не сетовал на капризы блондинки-Виктории и себя дурного, идущего "на поводу у бабы", он все равно гонял по Парижу, словно "скипадару под хвост
***
– Спишь?
– едва слышно спросила она.
– С ума сошла?
– так же шепотом удивился он.
– Почему сошла?
– она чуть повернулась к нему, придвигаясь, и он почувствовал прикосновение ее груди к своему плечу.
– Ну, так чего тогда спрашиваешь?
– "проворчал" он, оборачиваясь к ней лицом.
– Разве может шевалье спокойно уснуть рядом с обнаженной женщиной?
– А неспокойно? Если ты шевалье, то...
– Всю жизнь должен не покидать седла.
– Ну...
– он знал, она улыбается.
– Это намек или приказ?
– улыбнулся он в ответ.
– Грубоватый образ...
– "надула губки" она.
– Но по смыслу правильный... Атакуйте, месье!
***
На следующий день, в семь тридцать утра по среднеевропейскому времени они - Виктория и Раймон, и еще с дюжину музыкантов и "приравненных к ним лиц", - вылетели из нового парижского аэропорта Виленьи-Орли на зафрахтованном Раймоном Полем новеньком Potez 62, взявшем курс на Испанскую республику.
3.
Степан Матвеев / Майкл Мэтью Гринвуд. Турин, Королевство Италия, 12 января 1937 года
"Да-а-а... Угораздило же выбрать место для житья в Турине - практически мечта охотнорядца. Пять кабаков, две гостиницы и синагога с еврейской религиозной школой. Есть где спать, где пить и кого бить", - Степан невесело рассмеялся и подумал, что поделиться удачной шуткой не с кем - Фиона не поймёт, да и ни к чему это, а остальные... Олег пропадает неизвестно где, может быть в Португалии, а может, вообще - в Палестине, Витька в данный момент наверно уже в Испании с Татьяной, а Ольга...
"А Ольге сейчас, пожалуй, как никому из нас, не до шуток".
"Вот так. Простые радости жизни - спать, пить, бить. И всё это в окружении святых и князей", - так думал Степан, входя в кафе, расположенное наискосок от гостиницы и практически напротив синагоги. Иронией судьбы и итальянской топонимики квартал, где находилась его гостиница, находился в обрамлении улиц Святого Пия V, не менее святого Ансельма и какого-то князя Томмазо.
"В хорошей компании ещё и не то может случиться..."
Официант, узнав Матвеева, улыбнулся, вспомнив, вероятно, "уроки кулинарии", преподанные "сумасшедшим англичанином", и, не предлагая меню - он все уже знал и так - буквально через несколько минут расставлял на столе тарелки. Яичница, ветчина с зеленью, сковородочка с тонкими ломтиками обжаренного и шкворчащего в растопленном сале бекона, сыр и маринованные оливки. Исходящий паром кофейник, и непременный - куда же без него!
– рогалик с маслом и джемом, венчали картину, вполне привычную для англичанина, но слегка шокирующую итальянцев с их врождённой нелюбовью к плотным завтракам.