В третью стражу. Трилогия
Шрифт:
– Да, неплохо получилось... очень эмоциональная публика... "сопереживательная"... У тебя, кажется, есть НЗ, ведь так?
– У меня есть НЗ, - вздохнул Раймон, но все-таки достал из кармана пиджака фляжку и передал ее Виктории.
Он - насколько это вообще возможно - контролировал количество выпитого, и вроде бы, не без успеха. Однако карьера звезды и дивы - опасная стезя. Это ему и Шаунбург - как специалист - объяснил, да и сам Раймон когда-то давно, в прежней жизни, читал. Тогда, например, когда после армии заинтересовался химией наркоты... и биохимией тоже. Процессы творчества, особенно у певцов и актеров, приводят к выбросу огромных порций
– Что дальше?
– спросила она, отрываясь от фляжки.
– Обед со звездами первой величины, - улыбнулся Раймон, принимая емкость и пряча ее в карман от греха подальше. Самому ему в свете нынешних планов пока лучше было не пить вовсе или пить одну воду.
"Еще успеют
напотчевать
..."
– А почему не ужин?
– удивилась Виктория.
– Я же еще в шесть выступаю... На полный желудок? Не пойдет!
– Ешь меньше, - предложил Раймон, а что еще он мог ей предложить?
"А еще лучше, не пей вина... "
– Так что там с ужином?
– настаивала Виктория.
"Вот же настырная!"
– Да, с ужином все как раз просто, - вздохнул Раймон.
– Ужин в твою честь дает великий и ужасный Дуррути, который сейчас здесь самый главный, но, в основном, потому, что у него под рукой все крупные военные и полицейские силы провинции. Диктатор Каталонии - никак не меньше.
– Постой!
– снова удивилась Виктория.
– Он же, вроде, анархист?
– Анархист не бранное слово, - возразил Раймон, вспомнивший вдруг по ассоциации "Оптимистическую трагедию".
– Это всего лишь определение принадлежности к одной из легальных политических партий. И ФАИ, мон шер, ничуть не уступает ИКП, во всяком случае, здесь, в Барселоне.
– Значит, он дает нам ужин, - кивнула Виктория.
– Нет, - улыбнулся Раймон.
– Дуррути дает ужин в честь тебя, а все остальные приглашены заодно.
– Ага!
– усмехнулась Виктория.
– А обед?
– О!
– поднял вверх палец Раймон.
– Обед дает Генеральный консул СССР в Барселоне Владимир Антонов-Овсеенко и главный советник ВМФ Испанской республики дон Николас Лопанто... Любопытный, между прочим, человек. Рекомендую познакомиться...
– Ну, раз ты настаиваешь...
"Помолчала бы... говорунья!" - но, с другой стороны, из роли не выпадает и на том спасибо.
Хотя в этом он был к ней, пожалуй, несправедлив. В той или иной степени, Виктория "играла" все время, ни на мгновение не нарушая своего и так уже двойственного образа певицы и разведчицы, и оставалась "самой собой" везде и всегда, кто бы ее там не "слушал", и кто бы за ней не "присматривал". А у Раймона на этот счет была не обычная для влюбленного мужика паранойя, он просто кое-что знал и о диве Виктории, и о тех, кто мог сейчас ее "смотреть и слушать".
2.
Кайзерина Альбедиль-Николова, Эль-Эспинар, Испанская республика, 14 января 1937
,
вечер
– Ну, как вы сударыня?
– спросил, появляясь на галерее Алекс Тревисин.
– Судя по вашему виду, отпустило. Я прав?
– Правы, - кивнула Кайзерина, подставляя лицо прохладному ветерку. Замечательно пахло апельсинами, мокрой зеленью, и варящейся на кухне кукурузной кашей.
– Я что-то пропустила? Что там за шум был часа два назад?
– Транспорт с фронта...
– интонация собеседника сказала Кейт даже больше, чем сами слова.
– Опять штурмовали Саламанку?
"Господи, ну когда же это все кончится?"
– Нет, - покачал головой Тревисин.
– Это с юга. Наши, я так понимаю, попытались провести атаку с фланга, а Мола готовил там же свой удар - на прорыв в южный анклав. Произошел встречный бой, и, похоже, генерал
свою
задачу выполнил... А Гарсиа ударил навстречу, на Мериду и Касарес... Так говорят.
– Много раненых?
– спросила Кейт, глядя вниз, туда, где сновали через просторный двор медсестры и санитары. Скорее всего, в операционной и процедурных кабинетах продолжали работать до сих пор.
– К нам поступило немного, всего тридцать девять. Остальные, как говорят, - в новый русский госпиталь и еще куда-то... Много. Угостите сигаретой, баронесса?
– Курите, поручик!
– Кейт вынула из кармана пальто портсигар и протянула Алексу.
– Что там наш юный друг Митрио?
– Дмитрий поправляется, - улыбнулся Тревисин.
– Но ходить не сможет еще долго, и это его... Ну, скажем, это его сильно расстраивает.
– Бесится?
– усмехнулась Кайзерина, представив себе юного краскома, волею обстоятельств не только оказавшегося в испанском госпитале, где кроме Алекса никто по-русски не говорит, но и с загипсованной "по самое не могу" ногой, что напрочь лишало лейтенанта РККА всякой свободы передвижения.
– Бесится, - согласился Тревисин и прикурил от старенькой, едва ли не самодельной зажигалки.
– Спасибо, - чуть поклонился он.
– Неохота, знаете ли, из-за такой безделицы возвращаться в "нумера", а курить, напротив, неожиданно приспичило. Такова несовершенная человеческая натура.
– Да уж... Но вы мой должник, Алекс, вы это понимаете?
– когда хотела, Кайзерина умела быть весьма убедительной.
– Готов отслужить, - улыбнулся Тревисин.
– Тогда объясните мне, каким духом вас занесло в Испанию?
– Кайзерине это было и в самом деле интересно, вот и спросила, наконец.
– Ведь вы же царский офицер и должны быть антикоммунистом, я правильно понимаю? А тут... Ну, это не Россия, разумеется, но все равно... Содом и Гоморра... Народный фронт... красные знамена... И еще, почему у вас французская фамилия?