В третью стражу. Трилогия

Намор Александр

Татьяна напряглась. Или это Жаннет дурила?

– Он отдыхал в Италии. Два или три раза, но завербовали его в Австрии. Не уверен, но по моим данным, взяли его на любви к мальчикам. Понимаете, о чем я говорю?

– Я знаю, о чем вы говорите, - тон холодный, глаза мечут молнии. Просто великолепно!

– Пытались завербовать его и англичане. Однако если судить по их поведению, не успели.

Олег замолчал и с интересом смотрел на Таню, пытавшуюся - и не без успеха - изображать равнодушие к тексту и презрение к рассказчику. По-видимому, сейчас

ей очень хотелось спросить, откуда он знает об англичанах, и о ком, собственно, идет речь, но держала себя в руках.

– Вот, - Олег достал из кармана пальто давешнюю "Дэйли Мейл" и положил перед Таней.
– Полюбопытствуйте.

– Ну и что здесь не так?
– но по глазам Тани сразу стало видно, что она-то поняла, "что там не так".

– Я предполагаю, что это провокация английской разведки. Газету оставьте мне, а своим скажите, что карикатура помещена в газете "Дэйли Мейл". Но, тем не менее, это намек на реально существующее обстоятельство. Полагаю, что ваш резидент откуда-то об этом знал. Тогда понятным становится и его убийство.

– Это все?
– голос холоден, губы кривятся в презрительной усмешке.

– Есть кое-что еще. Передайте, пожалуйста...

– Я еду в Париж, - напомнила Таня, но это уже было лишнее. Случись, что серьезное, - этот финт не помог бы.

"Впрочем... "

– Но мы же договорились, кажется?

– Хорошо.

– Германия озабочена возможным сближением СССР и Франции. В качестве меры воздействия на ситуацию рассматривается провокация, возможно даже, террористический акт против одного из видных деятелей партии или правительства, приезжающих в Париж.

– Зачем вы все это говорите?

– Для создания атмосферы доверия, - совершенно серьезно объяснил Баст.

– А зачем вам понадобилось доверие?

– Вот это и есть главное, - кивнул Шаунбург.
– Несколько... ну, скажем, единомышленников... Вы меня понимаете? Хорошо, значит, единомышленников..., - он специально задержался на этом слове, а затем продолжил как бы с того места, где остановился, - ... достаточно влиятельных... Озабочены политикой Гитлера, и хотели бы получить независимый канал связи с руководством СССР. Для обсуждения - разумеется, на взаимовыгодной основе - актуальных вопросов мировой политики. Вы запомнили или мне повторить?

– Повторите, пожалуйста, - попросила Таня.

Шаунбург повторил. Три раза. Медленно и четко. Потом еще два раза повторяла Таня.

– Запомнила.

– Хорошо, - удовлетворенно кивнул Баст.
– Связь. Первый понедельник марта, и потом еще раз через две недели, но уже во вторник, площадь перед дворцом юстиции в Брюсселе. Около памятника героям Великой войны. В шесть часов вечера. Вы.

– Я?
– удивилась Таня.

– Вы. А тот, кто приедет говорить, пусть ждет в отеле. Вообще в качестве постоянного представителя Москвы я хочу видеть именно вас.

– Почему меня?

– Мой каприз, - улыбнулся Баст.
– Может быть, вы мне нравитесь, а может быть, мне

понравилось, как вы поете.

– А откуда вы знаете, как я пою?

– Мне рассказал Питер Кольб. Помните такого?

– Питер? Господи!

– Я вижу, вы его вспомнили, - Шаунбург достал, наконец, сигарету и закурил.
– Он увидел вас в Праге. Удивился. Проследил и удивился еще больше: у вас, оказывается, образовалось новое имя. К счастью, он работает на меня. Я прибыл в Прагу, и вел вас все это время.

– Но меня проверяли.

– Плохо проверяли.

– И Кольб рассказал вам обо мне?

– Да. Певица хорошее прикрытие.

– А не могут в Москве узнать про наш дивертисмент?
– на мгновение выходя из роли, спросила Таня.

– Вряд ли, - ответил Олег после короткого размышления.
– Я уже думал об этом. Вероятность крайне мала, но... Но если даже и узнают. Ну, значит, ты просто побоялась сказать им правду. А разговор этот состоялся не в Антверпене, а в Праге после того, как ты со мной переспала.

– Но я с тобой в Праге не спала!
– возмутилась Таня.

– Правда, - согласился Олег.
– Но кто этому поверит?

***

Остаток дня они провели, неторопливо прогуливаясь по городу. О делах больше не говорили. Все, что требовалось обсудить, обсудили еще в ресторане, обговорив и ее линию поведения в Москве, и способы связи, и прочие жизненно важные мелочи, но заниматься этим весь день сочли излишним. Некоторая спонтанность в ее, очевидным образом не заученном наизусть рассказе о встрече в Антверпене могла только добавить правдоподобия и искренности. И присутствие Олега рядом с Таней было теперь залегендировано. Немец выгуливал ее до отплытия парохода, развлекая лекциями об истории города и длинными рассуждениями о немецком музыкальном гении.

На самом деле говорили они, как ни странно, мало, и на это, по-видимому, у каждого имелись веские причины. Чувствовали настроение друг друга и не пытались говорить ради самого факта разговора. Но и напряжения или неловкости от длинных пауз между короткими репликами не испытывал ни он, ни она. Напротив, и у Олега, и у Татьяны было ощущение облегчения, а почему так, каждый знал и сам, вернее понял позже, когда уже расстались.

Около восьми они зашли в бар неподалеку от порта, выпили по рюмочке коньяка и там же простились. Идти дальше Таня должна была уже одна.

– Удачи!
– сказал Олег, глядя ей прямо в глаза.
– И до встречи. Я буду ждать тебя в Брюсселе.

– Скажи, Олег, - Таня, очевидно, решилась наконец озвучить часть того, что непроизнесенное ощущалось дальним фоном все время их не слишком содержательного разговора.
– Ты ведь здесь не один?

Конечно, можно было и отшутиться, сказав, что, разумеется, - нет, поскольку вместе с Таней их двое. А еще можно было сделать вид, что не понял, о чем идет речь. Были и другие варианты. Но Олег решил сказать правду. Сразу, без лишних раздумий решил, почувствовав, что так будет правильно.