В змеином кубле
Шрифт:
Славятся. А еще — смелостью, гордостью и владением шпагой. Как уроженцы Мидантии — подлостью и лицемерием.
— Я хочу… Мы желаем видеть вашего ик… племянника! Мой милый Рунос, вы со мной? — Карл немедленно развернулся к нему. — Я хочу, чтобы вы осмотрели его. Достаточно ли он здоров, чтобы ик… достойно служить мне?
На «милого Руноса» немедленно уставился Мальзери. И все мысли бывшего мидантийца в кои-то веки читаются явственно. Прямо на красивом, породистом лице — большими буквами.
Горностай — рядом с двумя пурпуророжденными свиньями. Но ничуть не менее подлый. Только умнее. К сожалению.
— Что вы, мой милый Валериан? — Карл подхватил его под второй локоть. (На первом по-прежнему висит неподъемная туша Гуго.) — Мой верный Рунос служит мне совершенно иным образом. Не думаете же вы, что у меня совершенно нет вкуса? — хихикнул Его Ничтожество. — С такой внешностью, как у нашего лекаря, ему только в монахи идти. Ни лица, ни фигуры, ни стати… Впрочем, он это знает.
— Ваш врач знает свое место — похвальное качество в наше время, — усмехнулся Валериан. — Если он когда-нибудь вам надоест — с удовольствием предоставлю ему место в моем доме.
Стоп! Здесь-то какое третье дно?
Кстати, до особняка «милейшего Валериана» добраться бы надо. И узнать наверняка, не предоставил ли он «место» еще и девушке Эйде с дочерью?
— Что вы, я слишком ценю милейшего Руноса. Он не только знает свое место, но и занимает его по праву. Он — никакой юбочник, но просто удивительный лекарь. Золотые руки и тончайшее чувствование… чувствительность… душей… душ людей…
Словесная вязь сплелась с заплетанием языка. И от этого на упомянутой коронованным идиотом душе — еще муторней.
А еще их теплая компания неумолимо приближается к двум мальчишкам. Застывшим у стены столбами. Ледяными. В одинаковых траурных лентах.
Нет бы — ушли куда-нибудь! К дамам хоть. Вон их тут сколько.
Хотя если это «милейший Валериан» велел здесь стоять — лучше с места не трогаться. Дешевле обойдется.
А удрать они уже раз пытались. И теперь их — уже двое, а не четверо. Юстиниан погиб, Элгэ… неизвестно.
Не думать! Нельзя. Не сейчас.
Оба — темноволосые, худощавые, южный типаж. Октавиан — среднего роста, Диего наверняка вытянется еще. Но сейчас они напоминают близнецов. Еще и губы одинаково закушены.
Рано вам еще играть в интриги, ребята. Да кто станет ждать, пока подрастете?
— Октавиан, с вами желает побеседовать победитель Аравинта — принц Гуго Амерзэн, — любезно улыбаясь, приказал граф Валериан сыну.
Тот с непроницаемым видом отвесил придворный полупоклон. Как и отец — безупречно изящно.
— Мальчик мой, конечно, я беру тебя в мою гвардию! — Гуго оглушительно хлопнул Октавиана по плечу.
Рунос
И не поморщился. Даже самую чуть.
— Это честь для меня, монсеньор, — вновь склонил голову Октавиан. Всё с той же физиономией.
Будто ему только что к Лойварэ или Лорэнну пойти предложили. Или уж сразу к Всеславу Словеонскому и Старградскому.
— А вам, Диего, оказывает милость сам король.
— И с сегодняшнего дня ты переселяешься во дворец, мой сладкий, — проворковал Карл. До того омерзительно, что Руноса передернуло. Опять.
Хорошо еще — на него не смотрит никто. Не до того. Всем присутствующим.
Зато смотрят на Диего! А у того с выдержкой — еще хуже. И причин для этого — не в пример больше.
— Сейчас тебя осмотрит мой личный врач. Настолько ли ты под этой одеждой красив, чтобы служить мне? Совотве… Соотве-тствует ли твое лицо и тело… В кавалере и даме всё должно быть… ик!.. прекрасно! Несовер-шенство… иско… искоренять! — пьяно махнул рукой Карл.
Мальзери-старший почти неуловимо уклонился.
— Почему он не благодарит за оказанную честь? — насупился Его Ничтожество.
— Мой племянник от счастья лишился дара речи, — усмехнулся Валериан. — Он ведь всегда так мечтал служить Вашему Величеству. Диего, твой счастливый сон не прервется. Его Величество не изменит своего милостивого решения. Так что успокойся и поблагодари своего короля — как подобает.
Руки мальчишки судорожно сжались в кулаки, глаза потемнели. И только дурак Карл еще не видит, что от ярости.
Или видит?
— Я смотрю, ваш племянник просто жаждет послужить своему королю в цепях и веревках? — ухмыльнулся Карл. — Может, начнем прямо сейчас?
— А что? — хохотнул Гуго. — Хоть будет не так скучно. Такие рожи все скорчат…
А какие — если Рунос сейчас спалит всех троих шутников? Ради такого — разменять жизнь точно не жаль.
Темно-синий бархат заслонил зелень и золото — Октавиан встал между перекошенным от ярости Диего и уже протянувшейся к нему королевской лапой. Пухлой и в мерзких перевязочках.
— Ваше Величество! — А вот теперь в черных глазах юного Мальзери — мольба и… восторг. — Я смогу послужить Вам гораздо лучше, чем этот глупый сопляк! И я… я полюблю веревки, если их любит Ваше Величество. И цепи.
Октавиан изящно преклонил колено, но взгляда не опустил. Наверное, чтобы не отрывать от Карла восхищенно-влюбленных глаз.
Рунос и восхитился парнем, и про себя обругал. Октавиан — ненамного старше Диего. Совершеннолетие тут не спасет. Карл сломает его почти так же легко. Полину Лигуа же ломает.