В змеином кубле

Ружникова Ольга

— Да.

— Ясны, мой командир.

— Замечательно. А теперь, лейтенант Эверрат, немедленно извинитесь перед Роджером Ревинтером.

— Ни за…

— Не нужно, — это Роджер. Совсем тихо. — Я заслужил.

— Капитан Ревинтер, вам слова не давали. Эверрат?

— Я прошу прощения.

2

Здравствуй, тюряга, дорогая моя. На сей раз и впрямь она. Даже солома прилагается. Общая камера.

И для разнообразия — общая для всех. Любого пола.

Здравствуйте,

товарищи по арене. Идущие на смерть приветствуют, или как тут принято здороваться?

Только что-то никто в ответ не улыбается. Кто хмур, кто украдкой слезы утирает. А кто и не украдкой. Три девицы и один парень ревут, не стесняясь.

Опять арест — второй по счету. В этой Квирине Алексис когда-нибудь окажется на свободе окончательно? Навсегда или хоть надолго? Прежде, чем умрет.

Пожалуй, хорошо, что кузине венчание не светило. Ее не оказалось в часовне, а значит — и под арестом. В заложниках.

Держись, Валерия. Быть незамужней и живой лучше, чем замужней и схваченной. А может, уже и приговоренной.

Да и вряд ли кузина всё еще рвется замуж за Марка. После такого-то…

Кстати, где он сам? Что-то здесь не видать. Всё еще не приволокли? Ах да, его же там тоже не было. Ну, удачно бегать. Если удалось утечь из-под ареста.

И еще вопрос, так ли уж хотела Юстиниана — за Алексиса? А если и да — то уж точно не по причинам личной симпатии. Он-то был тогда не в себе — под стать Марку. А Юсти — трезвой, как Валерия. Как стеклышко. И при всей стервозности Юстинианы для нее это был первый раз.

Бездна!

— Если мы отсюда выберемся… — начал он.

— Выберемся, — оборвала жена. Бесстрастно.

Юстиниана держит удар. Вне зависимости, подлинно ее спокойствие или маска для наивных мидантийцев. А заодно и для окружающих кавалеров и девиц.

А те явно разбились если и по парам (кое-кто), то вроде, не с теми, с кем обвенчаны. Мда.

— Если что не так — прости, ладно?

— Да я и не сердилась. Проехали, — чуть усмехнулась она. — Я все-таки воспитанная в Храме жрица, а не романтичная барышня.

— Всё равно — прости.

— Говорю же — простила. Извиняться ты соображаешь. Да и не настолько уж безнадежный любовник… даже в таком состоянии.

— Тогда… — осмелел Алексис, — а поцеловать тебя в последний раз можно?

— Нужно, — уже мягче усмехнулась Юсти.

Какие глубокие у нее очи. Зеленущие. Затягивают… Хоть на сей раз он и соображает нормально. Кажется…

— … Эй, вы? Вам недавней случки мало?

Стража. Сколько прошло времени? Да и какая разница…

— Она была не сегодня, — объяснил Алексис. — А мы, может, и до случки были знакомы.

— Гнилая аристократия! Кончайте лизаться! Вперед, на выход!

— На новую случку?

Ощутимый тычок доказал, что мидантиец зарвался. А врежут в другое место — и случка еще долго

не понадобится.

— Куда мы идем? — по пути рискнул он получить добавки. Всё равно шансов выжить мало.

Не получил.

— Во дворец, — стражник сплюнул. — Посмотрим, рискнут ли ваши родители своими драгоценными детками?

Кстати, Марка так и не привели. Может, и впрямь удрал? Ну, удачи. Идущие куда-то там приветствуют… то есть прощаются.

3

Керли велел спать всем, кто может. По очереди. Но его советом почти никто не воспользовался. А кто и послушался — уже проснулись.

Да и зачем уже? В Светлом Ирие или в Бездне выспятся все. А тратить на сон последние часы жизни — глупо.

Им всем предстоит погибнуть здесь. От голода. Или прорваться на волю. Анри назначил прорыв на ночь.

Странно, но умереть совсем не страшно. Страшно так и не попросить прощения у родителей. Не обнять их. В чём бы ни был виноват Серж, но они-то — безвинны. Хоть письмо передавай с димарайским стрижом. Только стриж больше не прилетает. Тюрьма ему чем-то приглянулась, казарма — нет. Наверное, окна низковаты. Или хочет жить. А то начнут палить по людям — могут и по птице угодить.

Рука сама нашла в кармане рябиновые бусы. Почти рябиновые. Камешки в них всегда приятно теплые. Наверное, их греет сам внезапно одаренный. Но они и изначально были такими. И когда Серж вновь нашел их в кармане прежнего колета.

Хорошо, можно вновь переодеться в эвитанскую одежду. Где есть карманы.

Почему перед боем чистят и полируют оружие — все и всегда? Зачем? Блеск не сделает клинок убийственнее. Откуда вообще этот обычай? Оттуда же, откуда и переодевание перед боем в чистое?

Странно? Да. Но сейчас корнет Серж Кридель (снова корнет!) тоже чистит оружие. Вместе со всеми. Под руководством эвитанского подполковника. И это, как ни странно, успокаивает. Помогает собраться с мыслями…

Вспоминать родителей, стрижа и бусы. Всё сказанное и забытое. Ошибки и заблуждения. И столь немногое верное, что всё же удалось совершить.

Вспоминать. И в очередной раз прервать виноватые извинения Роджера. Тогда, в шатре Всеслава, Серж Кридель сам сделал выбор. И ни о чём не жалеет.

Анри Тенмар продлил его жизнь почти на целый год. А что не сумел дольше — не его вина. Невозможного не совершить. Иначе Серж не удрал бы от пуль за границу, а сам застрелил Всеслава и добился оправдания себя и друга судом Регентов. И героем вернулся бы в родительский дом, обнял маму…

Нет, об этом не нужно. А то можно разреветься самым позорным образом. И поймут не так. Здесь даже Крис не плачет. Особенно Крис.

Шпага и кинжал уже блестели и сияли, когда во дворе зашумели. Анри хотел дождаться ночи, но судьба и враги распорядились иначе.