В змеином кубле
Шрифт:
— Пока нет, увы. Но зато есть другие вести. Не упади только. — Та-ак. Сердце уже колотится. Вновь. — Ирэн в монастыре держали взаперти только после неудачного побега. А сначала она была обычной моле… послушницей. И при ней монашки о многом проговаривались. У твоей сестры был ребенок.
— Что?! — Вряд ли Ирии мерещится второй призрак подряд. — Когда она успе… Погоди, ты хочешь сказать, что это еще тогда… И я ничего не…
— Потому ее и отправили в монастырь. Правда, возвращать после родов не собирались.
— Ирэн слышала, куда они дели ребенка? —
— Дочь. Девочку отослали в храм с не самой лучшей репутацией. Точнее — со слишком… лучшей. Туда часто подкидывают детей. Монастырь святой Ивонны.
Ивоннитки — закрытый орден. О его дурной репутации Ирии слышать не приходилось. Как и о хорошей. Но она и о подлостях принца Гуго еще в Лиаре понятия не имела. Далеко слишком. И неинтересно.
Мало ли, что еще скрывали от невинной барышни? А вот герцог Ральф Тенмар наверняка сказал бы — без малейших прикрас. Если бы она догадалась спросить.
— Девочка еще там? Ты знаешь, как ее назвали?
— Мирабелла. Она родилась в Месяце Сердца Осени.
[1] Хэлависа.
Глава 8
Глава восьмая.
Середина Месяца Сердца Лета.
Мидантия, Гелиополис.
1
Алан Эдингем до сих пор до конца не верил в последние перемены судьбы. Два года назад столь стремительная карьера показалась бы захолустному дворянчику сказкой. А теперь…
При Ревинтере Алан был капитаном гарнизона. Офицером для особых поручений. Другом его сына. А теперь у Эдингема в три раза выше жалованье, одежда — какая раньше и не снилась. И каждый день — пиры от пуза.
И теперь он — никто. Один из многочисленной свиты посла. Отнюдь не самый приближенный к сиятельной особе последнего. Да еще и с шепотками за спиной: «Шпион Ревинтера!»
Ну и пусть, здесь почти каждый — чей-то шпион. И отнюдь не все верны лишь одному нанимателю. Не исключено, что и сам господин посол — шпион. И не только официальный — королевско-регентский. А он, Эдингем… Ну что ж — на правду обижаются только дураки.
— … А сейчас слушайте меня внимательно, Алан: вы немедленно прекращаете заниматься этим делом!
— Но, монсеньор…
— Алан, сейчас я приказываю, а вы выполняете. Вы сдаете задание вашему преемнику, а сами приступаете к другому. Немедленно!
Приказы не обсуждаются. А значит — прощай, Эвитан. Прощай, красотка Ирэн. Здравствуй, южно-ядовитая Мидантия…
В Эвитане Алан редко общался с представителями высшего света, но поставил бы идалийскую сталь против детского игрушечного меча — в Мидантии даже воздух грязнее вдвое, если не вчетверо. Несмотря на фонтаны и сады — целое море садов. Южный Океан.
Воздух — грязнее, яды — опаснее, люди — подлее, улыбки — медоточивей и
Мидантия — кривое зеркало всего самого дурного, что есть в Эвитане.
И Алану здесь не понравилось.
А сказать, что не нравится император Борис, — это не сказать ничего. Не то чтобы Эдингем что-то имеет против солдафонов — даже на троне. Но этот предварительно сместил родного племянника. И почти наверняка — еще и ускорил смерть брата.
И уж насколько Алана раздражает Борис, но куда сильнее бесит его младшенький сынок. К счастью, дядюшку Гуго Эдингем видел в уже растолстевшем и поуспокоившемся виде. И потому основных его деяний не застал. А ведь на их фоне бледнела даже женитьба на чужой жене — при живом муже.
Похоже, так судьба готовила к худшему. Мягко и ненавязчиво.
Увы, младшенький отпрыск Бориса получил все «достоинства» молодого Гуго, помноженные на садизм Карла.
И кто бы сказал, откуда у умных королей берется склонность к откровенной дурости? Покойный Иоанн вырастил сына никаким правителем. Зато вручил неограниченную власть беспринципному подлецу-братцу.
А беспринципный и подлый теперь видит в собственном старшем сыне второго Константина. На взгляд Алана, сходства там негусто. Но самодур Борис всерьез собрался завещать престол младшему. В упор не видя, что такого стащат с трона за ноги собственные подданные. Раз уж Мидантия теперь уверенно топает стопами Квирины. Это вам не консервативный Эвитан, где терпели сначала Фредерика Юбочника, а теперь еще и Карла — Злобного Идиота.
Кстати, Евгений на Константина Книжника если чем и похож, то отвращением к лишней жестокости. Но, похоже, в Мидантии это считается слабостью. Если можешь убить вместо десятка сотню — вперед, молодец.
Если, конечно, не возмутятся убиваемые. И не победят. Тогда молодцами будут уже они.
Жертвовать пушечным мясом — это ведь тоже уметь надо. Борис умеет. А вот младшенький принц Роман мозгов и талантов отца не унаследовал.
Мидантию жаль не больше Квирины. Вражеская держава. Да и вообще — раньше она как-то о себе заботилась. И даже вполне успешно.
Значит, справится и сейчас. Или пойдет на корм хищным соседям. Как Аравинт.
Жаль Евгения. С его хрупкой поэтессой женой. С сестренками — тихой Марией и дерзкой Юлианой. Жаль юную Зою — дочь покойного Иоанна.
Нормальных людей всегда жаль — когда они попадают в Бездну. И вынуждены там сосуществовать с… ее обитателями.
Алан в Мидантии временно. А вот эти бедолаги, увы, до конца их дней.
Тот же Мидантийский Скорпион заслужил прозвище более чем. Куда там Бертольду Ревинтеру! Эдингем никогда не идеализировал монсеньора, но почему-то уверен: тот — жесток и безжалостен, конечно, но лишь в пределах необходимости. Врагов нельзя оставлять в живых и нельзя давать им шанс возродиться. А их родне — шанс за них отомстить.