В.А. Жуковский в воспоминаниях современников
Шрифт:
безоблачным небом в удивительной торжественности; озеро как стекло, не
движется, а дышит; дорога кажется багряною от солнечного света: по горам
блестят деревья; каждый дом, и в большом расстоянии, виден; дым светло-
голубою движущеюся лентой тянется по темной синеве утесов; каждая птица,
летящая по воздуху, блестит; каждый звук явственно слышен; шаги пешехода, с
коим идет его тень, скрып воза, лай собаки, свист голубиного полета, иногда
звонкий бой деревенских
то, что у меня перед глазами, не сказав ни слова о себе. И не скажу ни слова, ибо
все сказал в письме к сестре, которое вы получите вместе с вашим. Два раза петь
одну песню скучно, а мне хотелось непременно что-нибудь прочирикать вам в
день моего рожденья -- итак, будьте довольны маленьким отрывком
швейцарского ландшафта, который, сам не знаю как, сбежал с пера моего на
бумагу. Дело в том, что ныне мне стукнуло 49 лет и пошел пятидесятый год --
плохо! Я не состарился и, так сказать, не жил, а попал в старики. Жизнь моя была
вообще так одинакова, так сама на себя похожа и так однообразна, что я еще не
покидал молодости, а вот уж надобно сказать решительно "прости" этой
молодости и быть стариком, не будучи старым. Нечего делать! Но мне некогда
говорить о себе; поговорим об вас. Плетнев уведомляет меня, что вы прислали
еще том своих повестей; между ними есть одна, которая много слез выманила из
глаз его, -- одна, в которой наше прошлое описано пером вашим. Я просил его,
чтоб он велел как можно мельче переписать для меня эту повесть и прислал бы в
первом письме. Хочу, у подошвы швейцарских гор, посидеть на том низком
холмике, на коем стоял наш мишенский дом с своею смиренною церковью, на
коем началась моя поэзия Греевой элегиею. А вам скажу одно: пишите как можно
более! У вас в душе много богатства, в уме ясности и опытности. Вы имеете
решительный дар писать и овладели русским языком. Я хочу для вас не авторской
славы: хочу для вас сладости авторской жизни, а для читателей ваших истинной
пользы. Как умная мать, которая знает свое ремесло, ибо выучена ему любящим
сердцем, здравым умом и опытом, пишите о том, что знаете сами в науке
воспитания: теперь повести, а со временем соберите в одну систему и правила,
коим сами следовали. Передайте свою тайну другим матерям: поле, которое
можете обработать, неограниченно и неистощимо. Для распространения и
приведения в порядок мыслей своих загляните в лучшие книги (но весьма не
многие) для воспитания и нравственной философии и потом бросьте их -- и
пишите свое. Вы не обманетесь и не обманете других, ибо напишете свое, взятое
из существенной жизни и только обдуманное простым
предрассудками и умствованием. Этот совет посылаю вам вместо подарка в день
рождения".
Год и три месяца пробыл Жуковский за границею. В Швейцарии же
написал он первые три главы "Ундины", которой окончание отодвинуто было
обстоятельствами до 1836 года. В начале сентября 1833 года прибыл он к своей
должности и с новыми силами принялся за ежедневные труды.
XIX
Оставалось совершиться последнему, важнейшему периоду великого дела.
Все части приведены были в такое положение, чтобы в 1837 году, свободно и в
полноте, они достигли своего окончания. При Божьей помощи ревностно шел
путеводитель к своей цели с подкрепленными силами в душе. Поэзия была
отложена. Только 1834 год, столь памятный торжеством присяги государя
наследника, указал поэту на его лиру. Его умилительная песнь41,
оканчивающаяся прекрасным обращением к России, перешла в достояние
народной памяти. "Многолетие государю" и "Три народные песни"42 явились
тогда же. В последние годы учения августейшего воспитанника Жуковский
только предоставил право полного издания Сочинений своих в стихах и прозе,
которое было четвертое и явилось в восьми томах: из них семь напечатаны в 1835
году, а последний в 1837 году, все в Петербурге. Правда, было одно лето, которое
удалось ему вполне посвятить поэзии. Это случилось в 1836 году. Он провел
тогда часть летних месяцев близ Дерпта. Там-то взялся он за покинутую
"Ундину". Вот как сам он рассказывает о судьбе ее. "Повинуясь воле, которую
мне было особенно приятно исполнить, я рассказал русскими стихами
"Ундину"43. В 1833 году, находясь в Швейцарии и живя уединенно на берегу
Женевского озера (в деревеньке Верно близ Монтре), написал я первые три главы
этой повести. По возвращении моем в Россию занятия другого рода надолго
отвлекли меня от начатого поэтического труда -- и только в нынешнем (1836)
году я мог опять за него приняться. Последние главы "Ундины" написаны в
сельском уединении близ Дерпта (в Элистфере), где я провел половину лета и мог
по-прежнему посвятить досуг своей поэзии". Скромный намек поэта на
исполнение воли, в чем заключалось его особенное удовольствие, сделается для
внимательного читателя ясным, когда он сравнит посвятительные перед
"Ундиною" стихи44 с другим его стихотворением, явившимся в 1819 году, под
заглавием: "Праматерь внуке"45.
При начале 1837 года Жуковский принял в сердце глубокую рану. Ему