В.А. Жуковский в воспоминаниях современников

Коллектив авторов

императора, и августейшую супругу его, отправился за границу. Не суетные

развлечения питали душу поэта: прекрасная природа повеяла на него

плодотворным вдохновением. Никогда поэтическая деятельность его не являлась

столь производительною, как в продолжение этой поездки. Он успел в один год,

не считая мелких стихотворений, подарить русской литературе три поэмы. Вот их

заглавия: "Орлеанская дева" Шиллера, "Пери и ангел" Мура и "Шильонский

узник" Байрона. Равные

по своим поэтическим красотам, они представляют

удивительное разнообразие по самому характеру поэтов и по содержанию

стихотворений. Такое приобретение разветвило направление и нашей поэзии. Мы

особенно почувствовали успехи в языке нашем и в искусстве с появлением

"Орлеанской девы", соединяющей в себе все тоны поэзии и все очарование

драмы, развитой свободно и так счастливо примиряющей историю с поэзиею.

Великолепные празднества, приготовленные в Берлине в честь августейших

гостей, равно вдохновляли поэта. "Лалла Рук" Мура навела берлинский двор на

мысль устроить чудный маскарад в восточном вкусе24. Представление героини

поэмы удостоила принять на себя государыня великая княгиня. Стихи

Жуковского, изображающие Лалла Рук, восхитительны:

Мнил я быть в обетованной

Той земле, где вечный мир;

Мнил я зреть благоуханный.

Безмятежный Кашемир;

Видел я: торжествовали

Праздник розы и весны

И пришелицу встречали

Из далекой стороны.

И блистая, и пленяя --

Словно ангел неземной --

Непорочность молодая

Появилась предо мной;

Светлый завес покрывала

Отенял ее черты,

И застенчиво склоняла

Взор умильный с высоты.

Все -- и робкая стыдливость

Под сиянием венца,

И младенческая живость,

И величие лица,

И в чертах глубокость чувства

С безмятежной тишиной --

Все в ней было без искусства

Неописанной красой25.

Но когда он описывает ее как олицетворение самой поэзии, какой-то

обаятельный трепет чувствуется в сердце.

Так пролетела здесь, блистая

Востока пламенным венцом,

Богиня песней молодая

На паланкине золотом.

Как свежей утренней порою

В жемчуге утреннем цветы,

Она пленяла красотою,

Своей не зная красоты.

И нам с своей улыбкой ясной,

В своей веселости младой,

Она казалася прекрасной,

Всеобновляющей весной.

Сама гармония святая --

Ее нам мнилось бытие,

И

мнилось, душу разрешая,

Манила в рай она ее.

При ней все наши мысли -- пенье!

И каждый звук ее речей,

Улыбка уст, лица движенье,

Дыханье, взгляд -- все песня в ней26.

Из одного места в письме Жуковского к другу ближе и точнее можно

узнать, какими удовольствиями пользовался он во время пребывания своего за

границей. "Самая лучшая эпоха жизни моей после разлуки с вами27 (говорит он)

есть 1821 год. Я постранствовал по Европе: провел веселые полгода в Берлине;

потом видел часть Германии, прелестный Дрезден с его живописными

окрестностями; обошел пешком Швейцарию; прошел через Сен-Готар в Италию;

был в Милане; плавал по Lago Maggiore; любовался Боромейскими островами;

через Симплон и Валлис прошел к подошве; видел великолепие и прелесть

природы на берегах восхитительных швейцарских озер; плавал по Рейну;

любовался его великолепным водопадом, его замками, его богатыми

виноградниками -- и все это оставило на душе то волнение, какое оставляет

быстрый сон, исчезающий в минуту удовлетворения. Не описываю вам

подробностей -- может быть, вы будете иметь их печатные. Путешествие сделало

меня и рисовщиком: я нарисовал au trait {контуром (фр.).} около 80 видов,

которые сам выгравировал также au trait. Чтобы дать вам понятие о моем

искусстве, посылаю мои гравюры павловских видов. Также будут сделаны и

швейцарские; только при них будет описание".

XIII

По возвращении в Петербург Жуковский поселился ближе к Аничкину

дворцу, сперва в Итальянской улице, где ныне Михайловская площадь, а потом на

Невском, прямо против дворца28. Там и здесь собственные комнаты его были в

квартире семейства А. Ф. Воейкова, который в 1820 году перешел на службу

сюда, оставив дерптскую кафедру. В это время у Жуковского не было

определенного дня, в который бы собирались к нему друзья его. Зато он каждый

день видел многих из них, навещавших его. Свободные вечера проводимы были

по большей части у Карамзина, где, как в центре умственной деятельности,

соединялись тогда представители высшей образованности и вкуса. В первом году

по прибытии из-за границы Жуковский отдельно издал поэму "Шильонский

узник", приготовляя уже к печатанию все стихотворения свои третьим изданием,

которое и явилось 1824 года.

Посреди вседневных трудов своих, педагогических и литературных, он