В.А. Жуковский в воспоминаниях современников
Шрифт:
он еще так мал! И ваши кузнечики его развлекают. Бедняжка не привык к таким
строгим наказаниям, -- он всегда был окружен нежною любовью и ласками".
– -
"Да, да, избалован мальчик", -- сказал Еким Иванович, кладя в сторону розгу и
притворяясь, что прощает. Но едва вышел из классной комнаты Андрей
Григорьевич, как крик, брань и плач возобновились и Васиньку опять поставили
на колени. Тогда Андрей Григорьевич пошел с жалобой на учителя к Марье
Григорьевне,
строг, хотя очень добр и справедлив. Марья Григорьевна не теряя ни минуты
пошла во флигель и нашла своего любимца стоящего на коленах на горохе, а
учителя в страшном бешенстве, готовящегося его сечь. Расспросив, в чем
состояло дело, бабушка узнала, что Васинька в отсутствие учителя
полюбопытствовал посмотреть один из карточных домиков, в которых сидели
пара кузнечиков. Он взобрался на окно, чтобы достать домик, привешенный к
верху, рванул его неосторожно, и -- домик рассыпался, а кузнечики выпрыгнули в
открытое окно. Вот что было причиной гнева грозного Екима Ивановича.
Бабушка увела с собою Васиньку, рассказала всю историю дедушке и убедила
его, что Васинька еще слишком мал, чтобы выписывать для него немцев-
учителей. Всех кузнечиков выпустили на волю, а Екима Ивановича посадили в
кибитку и отправили в Москву, к тому самому портному, у которого он был
подмастерьем. Пока Андрей Григорьевич сам учил его русской грамоте.
Все семейство имело обыкновение ездить на зиму в Москву и
возвращаться в деревню по последнему зимнему пути. Мишенское было
всегдашнею резиденцией дедушки, хотя он имел многие деревни гораздо
выгоднейшие, особенно в Орловской губернии. Но Мишенское предпочиталось
как по прекрасному его местоположению, так и по соседству города, от которого
оно только в трех верстах. Ежегодная поездка в Москву была отменена, кажется,
потому, что дедушка определился на какую-то должность в Туле, где также
служили два зятя его: Николай Иванович Вельяминов, женатый на одной из
старших дочерей, Наталье Афанасьевне, но в то время уже вдовый, и отец мой,
Петр Николаевич Юшков. Вместо Москвы поехали в Тулу.
Наталья Афанасьевна имела трех дочерей: Авдотью, которая была уже не
совсем маленькая; Марья была старше Жуковского двумя годами, Авдотья же
годом его моложе. Но меньшая, Анна, осталась шести недель после матери, и
бабушка взяла ее к себе. Таким образом, нас было трое детей у бабушки.
В Туле был пансион, содержимый очень хорошим человеком:
Христофором Филипповичем Роде. Жуковского стали посылать в этот пансион,
сначала как полупансионера; там он учился с мальчиками лучших
и ее окрестностей. Но, будучи еще так мал, не думаю, чтобы он выучился
многому. К нему также ходил учитель народного училища Феофилакт
Гаврилович Покровский, человек замечательный своими познаниями в науках и
литературе. [Он посылал свои статьи в выходивший тогда в Москве журнал под
названием "Приятное и полезное препровождение времени"9 и называл себя
"Пустынником горы Алаунской", живущим при подошве горы Утлы.] Это
народное училище было посещаемо не только мальчиками низшего сословия, но
всеми детьми лучших семейств. Гимназии тогда еще не было.
Через год после нашего водворения в Туле Афанасий Иванович от
сильной простуды впал в презлую чахотку и скончался (в марте 1791 г.). Во время
болезни своей он сделал духовное завещание, в котором назначил все части
своего имения дочерям, предоставив супруге пользоваться всем по смерть, но с
тем, чтобы она не могла ничего ни продать, ни заложить. По всей справедливости,
он был обязан обеспечить жену, которая продала свою приданую деревню в
Пензенской губернии, чтобы доставить мужу возможность приобресть имение
выгоднейшее, которое он купил на свое имя. Жуковскому же и матери его
Афанасий Иванович не назначил ничего, а, позвав Марью Григорьевну, сказал:
"Барыня! (он так всегда называл ее) для этих несчастных я не сделал ничего; но
поручаю их тебе". Эта умная, великодушная, добродетельная женщина, имевшая
такое влияние на судьбу Жуковского, вполне заслуживала такую неограниченную
доверенность. Она обняла рыдающую Елизавету Дементьевну и сказала: "Будь
совершенно спокоен на их счет. С Лизаветой я никогда не расстанусь, а Васинька
будет моим сыном". Это обещание, данное у смертного одра, было свято
исполнено. Все эти подробности я несколько раз слышала от Елизаветы
Дементьевны.
Афанасий Иванович скончался в конце марта месяца (1791 г.). Он
погребен в Мишенском, возле предков своих, в особой часовне, построенной на
том месте, где прежде была церковь.
К шести неделям, в самом начале весны, бабушка поехала в Мишенское.
Она взяла с собой Елизавету Дементьевну, Жуковского, самую старшую дочь
свою, Алымову (которая по возвращении из Сибири разошлась с мужем и жила у
матери), маленькую свою внучку Вельяминову и меня. Катерина Афанасьевна
осталась в Туле, у моей матушки.
По дедушке была отправляема ежедневно годовая служба за упокой. Я с
Жуковским, вместе с бабушкой, ходили всякий день к обедне. На царских дверях