В.А. Жуковский в воспоминаниях современников

Коллектив авторов

нашей церкви, довольно низко, есть резной херувим. После Херувимской песни,

когда затворяют царские двери, Жуковский поставил себе долгом целовать этого

херувима в обе полные, розовые щечки и меня водил с собой.

Осенью 1791 года бабушка со всем семейством возвратилась в Тулу, в тот

же дом, в котором скончался дедушка. Дом был нанят на три года. Жуковский

был не только любимцем бабушки, но и всего семейства. А мы, девочки, младшие

его, не только его любили,

но и повиновались ему во всем. Мать обожала его, но

не могла видеть без того, чтобы не бранить его, и это продолжалось во всю жизнь

ее. Жуковский всегда молча и почтительно выслушивал эту брань, по большей

части несправедливую. Бабушка же, всегда кроткая со всеми, была с ним ласкова

и снисходительна ко всем его детским затеям. Не говорю: шалостям; мне кажется,

что шалостей он никаких не делал. Она всегда говорила: "Анюту (т. е. меня) все

считают моей любимицей, и не диковинка, что я люблю ее больше прочих детей,

– - она с минуты своего рождения на моих руках, (другая Анюта, Вельяминова,

была отдана тетке Алымовой, которая была бездетна); но я не решу, кого я люблю

больше, -- Васю или ее? Если бы мой сын, Иван Афанасьевич, был жив, и того я

не могла бы любить больше Васи".

А как было не любить его! Он был умный, добрый, прекрасный,

терпеливый, кроткий, послушный мальчик.

Возвратись в Тулу, бабушка поместила Жуковского в пансион Роде уже

полным пансионером. Его привозили домой в субботу, после обеда, а в пансион

отвозили обратно в понедельник поутру. Всякое воскресенье бабушка давала

Жуковскому и мне по десяти копеек медью. Он отдавал свои деньги мне под

сохранение и приказывал, чтоб без его позволения я не тратила и своих. Я не

смела ослушаться, да, правду сказать, еще и не умела тратить.

Когда кончился год траура по дедушке, самая младшая из дочерей

бабушкиных, Екатерина Афанасьевна, вышла (1792 г.) замуж за Андрея

Ивановича Протасова. Он имел очень небольшое состояние10, почему Марья

Григорьевна и сочла нужным отдать Екатерине Афанасьевне назначенную ей

часть отцовского имения. Но, отделяя одну из дочерей, ей казалось

несправедливым удерживать имение прочих детей. Итак, дети Вельяминовы,

бывшие еще в опеке у отца, получили свою часть, Авдотья Афанасьевна Алымова

свою часть; одна моя матушка не взяла Мишенского, назначенного ей. Батюшка

(Юшков) был достаточен и не хотел лишать бабушку той деревни, которую она

любила и где привыкла жить. Бабушка назначила очень ничтожный доход для

себя, с каждой части по 300 рублей; одна моя матушка, как следует, была

исключена от этого налога, потому что не взяла своей

части из имения, хотя

батюшка охотно был готов давать теще то же, что другие. Он содержал

Мишенское, будущую собственность жены, в таком же точно виде, как оно было

при Афанасье Ивановиче. Эта деревня, ничтожным своим доходом, не только не

могла поддерживать всех строений, оранжерей, прудов, сажалок, но даже не

могла прокормить огромную дворню, находившуюся при ней. Раздав имение

детям, бабушка требовала, чтобы каждая часть выплатила по 2500 руб.

Жуковскому и его матери. Батюшка (Юшков) наравне с прочими выплатил свою

долю, что составило капитал в 10 000 рублей, который был отдан Елизавете

Дементьевне. Она несколько увеличила его, потому что все содержание

Жуковского бабушка взяла на себя. Тогда этот капитал значил что-нибудь,

потому что ассигнационный рубль считался на серебро, как теперь; но когда

ассигнация упала и серебряный рубль стоил четыре рубля ассигнациями, тогда

капитал Жуковского, хотя удвоенный, делался ничтожным, а бабушка не имела

уже средств пособить беде. Когда все эти деньги попались в руки Жуковскому, он

скоро их истратил11. Он умел только сберегать те медные гривны, которые нам

давались по воскресеньям, но и то только до поры до времени. И что же он делал

на эти копейки?

По прошествии четырех недель у нас собиралось общей нашей суммы

целых восемь гривен. Серебра тогда было очень мало в ходу; по крайней мере, я

видала у бабушки в кошельке только тогда серебряные деньги, когда она играла в

вист. На всякий же другой расход употреблялась или медь, или ассигнации. Тогда

все было дешево. Жуковский на сбереженные нами восемь гривен мог купить

много орехов, простых и грецких, и церковных свечек желтого воска. Он очень

искусно и осторожно разнимал ореховую скорлупу и наливал ее воском, вставлял

светильню и иллюминовал все мои деревянные крепости, города и замки очень

великолепно. Не гуляли также мои игрушечные сервизы. Все тарелки и блюдечки

наполняла Елизавета Дементьевна вареньем и разными лакомствами. Такие

праздники давались по воскресеньям. Жуковский приглашал на них из пансиона

любимых товарищей, а бабушка, увидя, какое употребление мы делаем из наших

денег, удвоила нашу пенсию, так что всякие две недели мы могли давать

праздники. Слава об этих праздниках разнеслась между всеми тульскими

ребятишками, и многие очень желали быть приглашенными, между прочим, два

сына Афанасья Ивановича Игнатьева. Они не были пансионскими товарищами