Вадбольский 2
Шрифт:
Пачки денег сперва выкладывал на стол, в каждой по сто сторублевок, тонкая такая пачечка, толщиной в мизинец, у Глебова связаны тонким шёлковым шнурком по десять штук. Если в одной тонкой пачке десять тысяч рублей, то в толстой, когда из десяти одна… это же сто тысяч!
Я откинулся на спинку стула и уставился ошалело. Никогда таких денег не видел, сейчас я себе напоминаю Ивана, когда он пересчитал монеты в том медном кувшине и понял, что там целых двадцать тысяч рублей!
Но в мешке это одна из таких пачек, так что там совсем не сто тысяч, совсем не
Как помню, в «дипломат», так называли одно время очень модный и потому распространенный небольшой компактный чемоданчик, помещалось ровно пять миллионов долларов, но эти вот ассигнации крупнее по размерам, в чемодан вряд ли поместилось бы больше трех, зато мешок у меня впятеро больше «дипломата», такие объемные делал разве что чемоданных дел мастер Дмитрий Иванович Менделеев.
Откуда у Глебова такие суммы?.. Понимаю, у него несколько крупных металлургических заводов, свои железные дороги, два крупных рудника, а третий пока только, как пишут в отчетах, начинает осваиваться, но это рудник с богатым месторождением золота, и что-то слишком медленно начинает, вот уже пять лет никак не доведут до разработки, когда можно начинать вести учет и взимать налоги.
Похоже, разработка идёт давно и очень успешно, отсюда и чёрный нал, а все, кто к этому причастен, получают свою мзду. Даже в банк эти деньжищи Глебов не складывает, боясь привлечь внимание, да и кто знает, какие суммы в высшем свете крутятся вне внимания налоговых органов.
На улице посветлело, и хотя через плотную занавеску с улицы не увидеть, чем занимаюсь, но лучше пусть Иван и Василий в самом деле сочтут, что отсыпаюсь, а я в постели подумаю, как распорядиться добычей.
Но успел вырубиться раньше, чем голова коснулась подушки.
Сон не только освежает, но и приводит в порядок сумбурные мысли. Проснулся с уже готовым планом, что и как с сокровищами. Для ассигнаций куплю другой мешок, буду держать под кроватью, пока не приобрету сейф, а золотые монеты и драгоценности лучше перепрятать следующей ночью в саду.
И хотя участок невелик, но можно выбрать место между домом и деревьями, дрон последит, чтобы никто из редких ночных прохожих ничего не увидел.
Или золото лучше разместить в банке?
Хм, а я потребовал тогда от Глебова-старшего всего лишь сто тысяч рублей золотом за непутевого сынка!.. Как хорошо, что Глебов не согласился. Здесь несколько миллионов, заморюсь считать.
В Санкт-Петербурге семь банков, крупнейший из них Санкт-Петербургский международный коммерческий, но все руководящие посты занимают граждане Германии, банковская переписка ведется только на немецком языке, директор банка — Адольф Юльевич Ротштейн, прусский подданный.
Я же выбрал Санкт-Петербургский частный коммерческий банк, хотя и там руководят по большей части немцы, однако здесь уставной капитал вдвое выше, и в его правлении нет государственных чиновников, что дает банку больше свободы
Ночь снова провел в Щели Дьявола, сейчас даже не ради добычи, которую могу сбыть за жалкие гроши, просто каждый рейд дает хоть крохотное, но усиление.
Выгляжу, конечно, отвратно: небритый, лохматый, невыспавшийся, только и того, что для визита в банк рубашку и брюки надел свои родные, да и вместо штиблет родные кроссовки.
Выгляжу, конечно, весьма затрапезно: да ещё с вещмешком за спиной, что выглядит полупустым, уверенно подошел к щеголевато одетому мужчине за канцелярским столом, раз уж стойки хостесс пока не придумали. Он что-то старательно выписывает на большом листе с гербовой печатью в левом углу, в руке большое гусиное перо, заостренный кончик которого только что макнул в высокую чернильницу, заполненную почти доверху.
— Любезный, — сказал я громко и нагло, — у меня желание открыть здесь счет. Можешь это сделать быстро, а то мне ещё рыбок кормить?
Он поднял голову, взгляд полон неприязни, сам одет с иголочки, галстук-бабочка строго подобран к идеально сидящему костюму, волосы аккуратно зачесаны и смазаны чем-то вроде бриолина, поинтересовался сухо:
— Вы не ошиблись? Это банк.
— Это я прочесть сумел, — сообщил я. — Хоть и с трудом. Ну-ка, займись да побыстрее!
Он вздохнул, сказал в сторону:
— Ванька, скажи там, кто свободен, простолюдин желает то ли рубль положить в банк, то ли полушку нашел по дороге…
У лестницы наверх шевельнулся скромно но дорого одетый мужчина, то ли охранник, то ли лакей, быстро поднялся по лестнице и пропал.
Я ждал, через пару минут к нам спустился высокий и поджарый господин с пышными бакенбардами и острым взглядом. На его лице благодушная улыбка, пахнуло вином, жареным мясом и ароматом дорогой сигары.
Он ещё с лестницы окинул меня оценивающим взглядом, подошел, всё ещё рассматривая меня внимательно.
— Барон Людвиг Гауф, — представился он нейтральным голосом. — Чем можем помочь?
— О, — сказал я, — один из учредителей?.. Что ж вы лично, могли бы халдея послать. Или этого ресепшиониста.
Он при слове «ресепшиониста» взглянул остро, но тут же усмехнулся.
— Я только что пообедал и ещё не решил, за какую кучу дел взяться.
— Мне счет открыть, — сообщил я.
— На какую сумму?
Я водрузил на стол ресепшиониста рюкзак, вытащил и положил на блестящую поверхность массивный такой кирпич, где десять пачек, каждая в сто тысяч, небрежно связанные в одну уже моим шнурком.
Мужик с бабочкой дёрнулся, вскочил и задел чернильницу, что слетела со стола и залила чернилами мне брюки, а несколько тёмных пятен попали на рубашку. Барон охнул, но пятна тут же сползли на пол, рубашка осталась такой же девственно белой, как и брюки, даже кроссовки, которым досталось больше всего, выглядят так, словно только что из сапожной мастерской.
Я поставил чернильницу на место, успел подхватить на лету, а правой продолжил вытаскивать пачки ассигнаций. Ещё четыре, на сегодня всё.