Валдар Много-раз-рожденный. Семь эпох жизни

Гриффит Джордж

Была уже глубокая ночь, когда я дошел до истории нашего возвращения в Иварсхейм, смерти Бренды и путешествия, которое привело меня в Англию. И когда последние слова медленно и печально слетели с моих уст, Кейт поднялась с глазами полными слез и подошла ко мне, протянув руки. Ее прекрасное лицо было почти таким же бледным, как в то последнее зимнее утро в Иварсхейме. Она сказала:

— Да, да, это так! Вы сказали, что мы можем не поверить вашей истории, и все же мы верим, потому что вы — настоящий рыцарь моих снов, и все, что вы рассказали, я видела и слышала, каждое дело и слово, возможно, не только в ночных видениях, которые приходили ко мне!

Я взял ее за руки и, глядя ей в глаза, сказал, движимый

каким-то удивительным импульсом, который формировал слова помимо моей воли:

— Да, сестра моей души, это правда! Ты была Илмой из Армена и Циллой из Сабеи, и, хотя Балкис и Клеопатре по удивительному капризу судьбы было позволено принять твой образ, они не были тобой. Ты была той, кто преклонила колени перед крестом, когда я опустился на землю, чтобы умереть на Голгофе, и ты была той милой арабской девушкой, которая сражалась рядом со мной за ислам и умерла такой храброй смертью при Ярмуке; и ты была Северной лилией Брендой, которая первой признала истину, которую я принес в Иварсхейм, и пошла за мной, чтобы найти свою смерть во имя Христа в священной войне, хотя не оружие поразило тебя; и теперь ты снова живешь на земле со мной, и я снова твой истинный рыцарь, и…

— И на этом история заканчивается, пока рука судьбы не напишет ее продолжение, добрый сэр Валдар, — сказала она, вырвав руки и отступив от меня на приличное расстояние, как будто зная, что в следующий миг такой побег стал бы невозможен. Всего мгновение она стояла и смотрела на меня со смехом и испугом, с таким милым выражением вызова и независимости в глазах, что мое мрачное настроение улетучилось, как тень, и я тоже рассмеялся:

— Да будет так, милая моя леди, и, хотя перо держит судьба, все же я сделаю все, что в моих силах, чтобы направлять ее руку, когда она будет писать.

— Честный вызов, клянусь честью, который прозвучал в истинно рыцарском виде, — рассмеялся сэр Филип, поднимаясь со стула и переводя взгляд с нее на меня. — А теперь, госпожа Китти, у тебя осталось всего несколько часов ночи, чтобы увидеть еще один из твоих удивительных снов, так что иди спать, а то завтра мы увидим меньше розового на твоих щечках. Можешь довериться мне, я позабочусь о дальнейших желаниях твоего доброго рыцаря, так что пожелай ему спокойной ночи!

С этими словами он поцеловал ее на прощанье, как охотно сделал бы и я, и гораздо теплее, но для этого было еще рано, и поэтому поцелуй, который я так жаждал запечатлеть на ее губах, я был вынужден приложить (насколько она позволила) к ее руке. Когда дверь за ней закрылась, мне показалось, что с ней из комнаты ушла половина света.

Несмотря на поздний час, мы с сэром Филипом продолжили беседовать о других делах, которые требовали скорейшего устройства. Сначала он помог мне снять доспехи, в которых я пролежал так бессознательно долго. Потом он сходил в погреб и наполнил еще один кувшин вином, а когда вернулся, то застал меня с разложенным на столе содержимым последнего свитка, в котором было все, что осталось от сокровищ давно умершего фараона. Я всегда держал свиток на шее, под мягкой кожаной туникой, которую носил под кольчугой, и там он и оставался. Как будет видно, благодаря темным и коварным путям судьбы случилось так, что часть сохраненных сокровищ фараона-тирана, который несомненно выжал большую часть его стоимости из горького труда рабов, пошла на покупку средств, чтобы нанести самые суровые и изощренные удары за свободу, какие позже увидел мир.

Сэр Филип, конечно, уже знал о том, как сокровища попали в мои руки. Честность и верность его предков, которые, несмотря на бедность, не сняли ни единого драгоценного камня с моей перевязи, сохранила не только мое бедное, впавшее в транс тело, но и сокровище, которое должно было вернуть дому Кэрью его прежнее величие. Поэтому я выбрал самый красивый драгоценный камень,

огромный великолепный алмаз, чья несравненная чистота отлично подходила тому дорогому призванию, которое я для него назначил, и сказал:

— Ни одна грязная рука торговца не должна прикасаться к нему. А эти и эти, — продолжил я, выбрав две пары лучших изумрудов и рубинов, — пойдут вместе с ним, и самый искусный мастер в Англии сделает из них дар любви, чтобы ваша милая сестра не приняла, быть может, неправильного решения относительно того кроткого вызова. Ну, а остальные штучки, которых хватит выкупить короля, принадлежат тебе и мне, сэр Филип. С твоей долей, которая принадлежит тебе по завещанию старого сэра Бодуэна, ты выкупишь древние земли Кэрью, и от тебя с какой-нибудь милой английской девушкой, которую ты возьмешь в жены, старый род обретет новую жизнь и расцветет так, как никогда прежде. Со своей долей я вернусь к своему старому ремеслу, куплю корабли и эти удивительные новые орудия из огня и грома, о которых ты рассказывал, и найму экипажи из англичан, в жилах которых течет кровь славных конунгов. И тогда ты представишь меня этой вашей девственной королеве, великой Елизавете, которую ты с таким восторгом почитаешь, и я пойду сражаться за нее и Англию против темных душ, кровавых тиранов, о которых ты рассказал. И когда я прославлю себя военными подвигами, достойными войти в историю, тогда я дерзну приступить к самому дорогому завоеванию, о котором я только что говорил.

— И ты не один пойдешь сражаться с «донами», мой добрый и щедрый сэр Валдар! — воскликнул он, беря меня за руку. — Теперь я могу говорить с тобой откровенно и скажу, что только моя бедность, моя ответственность перед Кейт и перед тем, что многие поколения составляло наше фамильное наследство, помешало мне стать авантюристом и искать славы и богатства на море и в золотых испанских Индиях, ведь я полюбил море с тех пор, как впервые увидел его, и самой заветной мечтой моей жизни были далекие земли и залитые солнцем моря, которые когда-нибудь будут принадлежать Англии. Так что, если ты примешь меня в напарники, мы пойдем вместе, а древние земли Кэрью могут немного подождать.

— Охотно! — воскликнул я. — Лучшего брата по оружию я и желать не мог. А как же твоя прекрасная сестра? Сможешь найти для нее безопасное убежище, пока нас не будет?

— Поговорим с ней об этом завтра, — ответил он со смехом, который пробудил во мне слабую надежду. — Я не сомневаюсь, что у нее найдется, что сказать по этому поводу.

Решив этот вопрос, мы перешли к другим. Он уже сообщил мне, что никто не знает тайны моего существования, кроме него и Кейт, единственных оставшихся отпрысков рода сэра Бодуэна. Поэтому, чтобы избежать ненужных сплетен, было решено, что я некоторое время пробуду в своей старой комнате, пока сэр Филип не достанет мне достаточно одежды по современной моде, а затем мы с ним уедем как-нибудь ночью, незамеченные немногочисленными слугами в поместье, чтобы на следующий день он мог привезти меня в качестве гостя. Так и было в свое время проделано, и я поселился у них в облике странствующего рыцаря удачи, который искал ее улыбки во многих странах (по правде говоря, так ведь оно и было) и вернулся в Англию, чтобы насладиться ее плодами.

На следующий день мы изложили свои планы ее светлости и спросили ее совета. Она выслушала их, как я и ожидал, с ярко раскрасневшимися щеками и сверкающими глазами, горящими героическим духом. Но, когда сэр Филип заговорил о том, чтобы оставить ее здесь, она вспыхнула красивым притворным гневом и прямо заявила, что она такой же хороший моряк, как лучшие из нас, что она родилась у моря, знает и любит все его капризы, и что мы должны взять ее с собой, или она пострижется, наденет мальчишескую одежду и запишется юнгой на один из наших кораблей, невзирая на наши возражения.