Валёр
Шрифт:
Смотрина Алексеевна сидела на траве, обхватив ладонями лицо, и хохотала на весь лес.
– Ты видел, как они дёрнули отсюда? А? Видел? И всё ты слышал? Ой, немогу! Хочется смеяться, до слёз. Так что готовимся к военной защите, Макарий! Ты меня понял, мой друг? Это не милиционер и не корреспонденты, а бывалые и ушлые негодяи.
Слёзы текли по лицу Смотрины Алексеевны, но хохот её был – неудержим!
– Это же Венька, Венеамин Бычков! Мой бывший одноклассник и почти что сосед, правда, из той былой жизни, что где-то за обочиной осталась, между раздвоенных
– Молодец, что стрельнул в этого мерзавца, пусть даже мимо, по планшету. Он должен об этом знать, что здесь защита надёжная и спуску ему не будет. Но я не уверена, что он не вернётся. Этот, Веня-Феня, как его в школе называли, большой и очень большой негодяй.
– Но, предупредительный я дать не успел!
– И так, всё нормально: выдержали же этих негодяев! А теперь идём и продолжим наш праздник: он всё же есть и никем ещё не отменён.
– Окошко необходимо закрыть! Карабин и ружьё держать всегда под рукой, в заряженном виде. Этот мерзавец, точно, вернётся! Уж, если попытался что-то захватить, то никогда не отступит. Сегодня, едва ли, а, вот, через день-два, надо их ожидать.
– «Гости» там, «гости» здесь. Когда это всё закончится? – вслух себе вымолвил Макарий.
– Ты о ком это? О тех несостоявшихся захватчиках, что мелькнули жёлтым автомобилем? Да они и живут всякой этой заразой: украсть, отнять, добыть, или добить неугодных людей, что мешают ихним целям. Для этого ума много не надо! Этот, Веня-Феня, болтался по тюрьмам, как по родным домам. Гадливый человек, и многое сходит, почему-то, с его поганых рук. Но мы ведь с тобой молодцы! Так ли, Макарий? Нет сожаления, что занесло тебя в наше обсерваторное место?
– Что вы, Смотрина Алексеевна! Я вернулся в себя от этой растерянности, что гналась по лесам. Мы постоим за себя и за всех! Кстати: а где, теперь, ваш Сметливый? Берли, вот, перед нами, насторожен, как воин перед боевым наступлением.
– Наш Сметливый, Макарий, и Берли, тоже наш. Теперь мы все одна семья, в защите от посягателей и мерзавцев. Значения никакого нет между нами: единство и ещё раз единство! – и взмахнув рукою, улыбнувшись, добавила:
– Вот так только и надо нам всем жить! А Сметливый находится на поляне с густой и полезной травой, возле ручья.
– Смотрина Алексеевна! Конверт они-то оставили на траве, надо бы его прочесть, что находится в нём? Может и что-то хорошее находится там? Патроны, тоже бы надо забрать! – и Макарий поднял брошенный серо-синий пакет, опечатанный контрольной лентой. Так же, он поднял патроны и подал Смотрине Алексеевне.
В конверте лежало письмо и плотная пачка «зелёных» денег.
– Чушь, собачья, а не письмо! Прости меня, мой друг, за такие слова, но, это писал не глава района! Жаль, что я отвезла в ремонт нашу радиостанцию: узнать, теперь, как? А деньги надо нам припрятать: в такой ситуации они будут не лишними. А письмо вслух, даже читать не хочу! Сам понимаешь, о чём! Чтобы я отдала всю документацию
– Вот так, Макарий, мне приходится жить в этом замирском мире, где и ты находишься теперь. Не одни,, так другие, нахлынут сюда в надежде лёгкой наживы. Так и хочется этой «нелюди», что-то схватить, прикарманить, пока в стране происходит непонятно что. Да чего уж тут и говорить: ты сам всё это прекрасно понимаешь.
– Понимаю, но, не совсем! То ли идёт непонятная перестройка, то ли время заблудилось в самом себе: как узнать? Я в далёкой своей Затворке политикой не увлекался, да и сейчас она от понимания далека, что звёзды в небе.
– Жизнь, Макарий, заставит и политикой заниматься, видеть невидимое вокруг себя и других. И об этом, даже спрашивать тебя ей не придётся! – и улыбкой смахнув с лица горечь, бодро воскликнула:
– Мы, ведь, с тобою обсерваторные, а значит, вселенские! И нам всё по плечу! И какие-то наскоки чужаков нам не страшны! Так и должно быть в нашей жизни: бесспорно, верно и чётко, так я думаю, Макарий!
– Как хочется верить, что всё это не навсегда, а только, на чуть-чуть, – вздохнул неуверенно Макарий, входя в бревенчатый «ресторанчик».
– Ну, что тебе сказать, мой друг, если сейчас в стране идут перемены и куда они нас всех заведут, то богу известно. А мы не хотим худшего, никому: ни ты, ни я! Да и жизнь поиском найдёт лучшее: надеяться надо всегда и без остановки! Вот, только так, мой друг, Макарий!
Кагор был налит в стаканы праздника, но пряталась по углам, какая-то неведомая взвесь тревоги. Это Макарий явно чувствовал и, проглотив напиток до дна, спросил:
– Что же мы теперь будем делать, после этого дикого вторжения?
– Что? – задумчиво спросила Смотрина Алексеевна и туманно ответила:
– Это всё что вокруг, бред ненужности, так сказать: решето без чудес. Как будто бы это и есть крикливая тишина, бьющая в моё сознание своей постоянностью. И в этой тишине я болтаюсь в поиске удовлетворяющей жизни. Теперь, оказывается, что я не одинокая в этом. Ты, ведь, тоже в поиске, Макарий? Так ведь? И не надо нам синдрома «егора»! Мы выстоим с тобой до верных и настоящих времён!
– Что значит, синдрома Егора?
– Это когда обманывают всех и вся, без всяких на то причин и наваждений, то есть, объегорить!
– Егор Егору, то не рад! Он для обмана не уклад! Для этих правд, мы свет зажжём, чтоб осветить их бытность днём!
– Это, что ты выдал в застолье наше?
– Само напросилось, видимо, тоже, захотелось к нам быть поближе! – улыбнулся Макарий.
– Вот, вот, и я об этом: завтра, с утра, пойдём, через болото на остров. Там есть пещера: Тёщина Пазуха. Спрячем в неё все необходимые припасы, на всякий непредвиденный случай. Но, это, если Мефодий не придёт. Сегодня его день, число, и он должен скоро быть здесь, в меня. Он знает, что я уехала район и привезти должна его личный заказ.