Ванечка и цветы чертополоха

Лазарева Наталия

Он устремил лицо к Палашову.

— Подамся в адвокаты.

— А!.. В адвокаты, значит! Будешь их теперь защищать?

— Да. Попробую.

— Так-так, жениться и в адвокаты. Деньги на содержание семьи зарабатывать.

— Я бы с радостью остался, но… Вы сами понимаете.

— Да не тушуйся! Где наша не пропадала! Да и радости в твоём лице давно не наблюдается. Так что не обманывайся насчёт радости. Позволь поинтересоваться, что за девица моего лучшего бойца увела? Что, хороша собой? Ладная? Добрая?

— Невероятная. — Палашов улыбнулся. — С характером дамочка. Я пытался сопротивляться, но… поработила.

— Я заметил, ты последнее время сам не свой.

— Да. Очумел малость.

— Я подмечаю, что ты

за последние месяцы очень изменился. Дело это… пацана… Себрова… очень быстро передал в суд. Причёску сменил. По-моему, осунулся как-то. Ну, ничего. Сейчас семьёй обзаведёшься, всё наладится, толстым ещё станешь. Когда покидаешь нас, боец?

— Самое позднее — через месяц.

— Уже и место нашёл?

— Ищу.

— Ну, ты смотри там. Что успеешь, закрывай. Остальные дела передавай потихонечку. Буду искать нового удальца. Одна надежда теперь на Бургасова. Ты с ним связь держи!

— Бургасов — симпатяга, наш человек!

Венёв. Декабрь 2001 года.

Прохождение через ад. Палашов. Шаг 2.

Рожа у Кирилла выглядела, как у сытого довольного кота. Чтобы посидеть с ним вот так, на прощание в кафе, Палашову пришлось, что называется, «записываться заранее». Позавчера он передал Бургасову большинство неоконченных дел. При этом друг улыбался, конечно, не содержимому папок, а тому, как он это делает, словно каждое дело — его детище. По каждому ему было что сказать, имелись мысли, наработки, и он их доносил до коллеги. Под конец Бургасов не выдержал и сказал: «Может, ну её, эту Москву? Оставайся, Жек». Палашов выпучил глаза и черканул ладонью по шее. «Не могу», — был его ответ. Он подал заявление по собственному желанию, и вот сегодня Лашин подписал приказ. Леонид Аркадьевич ждал этого все семь лет, поэтому даже не удивился, не огорчился, пожал руку и сказал только: «Пусть тебе там будет лучше, чем здесь. Спасибо за верную службу. Мне ни разу не было за тебя стыдно».

Сегодня Палашов и Бургасов наконец-то сидели за графинчиком водки и пускали сигаретный дым навстречу друг другу. Пальто и куртку они сгрузили на тесный соседний стул.

— Скажи-ка мне, товарищ мой боевой, это правда, что я тебе, как кость в горле?

Кир смотрел на него сияющими даже сквозь сигаретный дым глазами.

— Жек, но ведь это были хорошие семь лет вместе. Поначалу сложные, тяжёлые, но ведь несомненно хорошие. Кое-чему я у тебя научился за это время. Надеюсь, у меня тоже было чему поучиться. Если бы ты знал, каково мне было влюбиться в твою женщину! Я обязан тебе по гроб жизни — сначала познакомил, а потом ещё и в сторону отошёл! Так что причин для благодарности предостаточно. Мне тебя будет очень не хватать. Надёжные товарищи, они ведь на дороге не валяются. А когда мы твою девочку в здании суда встретили, тут уж всё встало на места. Она, конечно, не Люба, но ты преобразился рядом с этой девчонкой необычайно. Никогда тебя таким не видел. Стал как пацан, настоящий, живой, влюблённый. Лет десять с плеч долой! Без неё, правда, теперь высох весь, кажешься старше наоборот. Но всё наладится, я думаю. Ведь ты отправляешься навстречу счастью. Давай выпьем за его скорейшее достижение!

Кирилл разлил водку по стопкам.

— За наших барышень и за нас! За счастье!

Пристроив сигареты на пепельницу, они чокнулись и выпили. Закуской послужили селёдка с лучком и мелкие маринованные огурчики в небольших плошках.

— Мне лично очень не хватало таких дружеских посиделок, если честно. — Евгений похрустывал огурчиком, глядя на дожевывающего товарища. — Раньше как-то чаще мы общались.

— Жек, ну что ты от меня хочешь? Времени не хватает! Не могу от Любы оторваться. Лечу, как дурацкий мотылёк! Сгораю, воскресаю и снова лечу. Я рад даже,

что до неё у меня ни с кем не склеилось. И с тобой, к счастью, она всё же не до конца срослась. Иначе тяжко бы нам пришлось, а нам так здорово вместе. Завидуй, Палашов!

На лице Кирилла выступило неподдельное счастье и удовольствие. Оно даже перекинулось на Евгения. Не зависть, а именно слепая глупая радость.

Палашов ездил в выходной в Москву, проводил личное расследование. Изучал Соколиную гору — дома, учреждения, организации, заведения. Нашёл на проспекте Буденного адвокатскую контору, в которую намеревался пристроиться. Не чувствовал он себя больше в Москве чужим. Грела мысль и чувство, что где-то за этими кирпичными и железобетонными стенами ходит, грустит и вздыхает его графинечка. Самая желанная, самая долгожданная женщина. Полуженщина-полудитя. В начале дня ещё была некоторая внутренняя скованность, но, садясь рано потемневшим вечером в «девятку», он уже забыл об этом. В киоске приобрёл журнал и газету с объявлениями о продаже и аренде квартир. Снять квартиру в Москве стоило значительно дороже, чем в Кашире, и тем более Венёве. Пока он думал остановиться на однокомнатном жилище. Одному будет достаточно маленькой скромной площади. Что-то подсказывало, что будет он на ней только ночевать. А вот к лету найдёт нормальную двухкомнатную квартиру, в которой хватит места семье из трёх человек. Он и позвонил в пару мест, но заранее решил, что, если первая квартира его устроит, то во вторую даже и не ходить. Ну что ему одному, собственно, нужно? Завтра его уже ждали в Москве на просмотр нового предполагаемого жилища.

— Кирилл, ты ведь не ответил на мой вопрос.

— Ты для этого меня сюда вытащил? — Бургасов затянулся и смахнул пепел в пепельницу. — На допрос? Ты не кость в горле, Палашов. Ты — заноза в заднице. Сам подумай, что бы происходило, останься ты с Любой. Ну? Представил?

— Ходил бы рядом смурной Бургасов, вздыхал бы, не смел бы сказать о чувствах, считал бы ниже своего достоинства отбить у друга любимую женщину. Верно?

— В тот день ты меня братом назвал. Помнишь? Нет?

— Это когда познакомил с Любой? Ты тогда ещё про диван какую-то чушь нёс. И всё обещал разобраться, почему в самсе курицы нет.

— Да-да. Так что брось эти разговоры о костях каких-то. Ещё раз — я тебе благодарен. Бывают же, как собаки на сене: одну любят, с другой живут. А ты выше всей этой маеты. Отрезал сразу, как понял, что тебе нужна та светловолосая колдунья. Ты замечаешь в ней бесовщинку?

— Ещё бы! Ваньку за всё надо благодарить. Если бы он не влюбился в Олесю, то не пошёл бы в сарай к Глухову с ножом. Ужас, Кир!

Палашов схватился за графин, пряча в этом движении смятённые чувства, и разлил содержимое по стопкам. И добавил:

— Благодарить нужно смерть.

Евгений выпил, не чокаясь. И подождал товарища. Оба они вспомнили похороны Вани Себрова. Стояли в церкви — Марья Антоновна, Палашов, Бургасов.

Марья Антоновна…

Самое сложное оказалось для Палашова — не оборвать связь с мамой Вани Себрова. У неё нет телефона, по которому он мог бы с нею связаться. А у него самого тоже не будет некоторое время номера телефона, доступного для неё. Евгений нутром чувствовал потребность сохранить с ней контакт. Ей может понадобиться его помощь. Он должен знать, что всё у неё нормально, она ни в чём не нуждается, ребёнок в целости и сохранности.

— Мы, конечно, теперь будем далеко друг от друга, что усложнит наши взаимоотношения, но, если тебе понадобится, я в любое время готов встать плечом к плечу или спиной к спине. Дай только знать.

— Спасибо, Кирюх. Прости, что бросаю тебя здесь. Рассчитывай на меня тоже.

— Я не девчонка, чтобы меня бросать. Просто раньше мы работали вместе, а теперь будем работать врозь. Только и всего. Главное — не теряться.

— Да. Сейчас как в воронку засосёт — дела, работа, столичная суета.