Ванечка и цветы чертополоха

Лазарева Наталия

— Кавой-то мне подселят теперь вместо тебя? Мыслится мне, вряд ли такой же славный будет малый.

— Поживёшь — увидишь, — заключил Палашов и отпил чай. — Боюсь, мне теперь тоже не найти такой славной старушки-прокурора. Ну да это не последняя наша встреча! Не будем огорчаться, а будем жить надеждой!

Сам не знал, кого больше подбадривал, но сердце сомнительно сжалось. Всю его знакомую, понятную, худо-бедно обустроенную жизнь предстояло ему тут оставить, для того чтобы с головою кинуться в неизвестность. Потягивало болезненно в груди, не давало решительно, не раздумывая, кинуться в омут с головой. Но тот зов, который шёл теперь из Москвы, был в разы

сильнее, несокрушимее. И не зря баба Лида желала ему, чтобы больше его здесь ничего не держало. Хотела ему сердце освободить для лёгкого отъезда, для новой жизни.

Бабуля тоже отпила чаю, а потом встала и пошаркала в комнату. Вернулась оттуда, подошла поближе к Женьке и протянула ему свёрточек.

— А это тебе мой подарок. Будешь вспоминать старушенцию.

Палашов принял свёрток, развернул платочек и увидел образок.

— Кто это, бабуль?

— Это покровитель твой — священномученик епископ Евгений Херсонесский. Я, когда поняла, что ты уедешь, тоже решила тебя одарить. Чувствовала, что обязательно заглянешь ты ко мне проститься. Хорошим именем тебя родители нарекли, подходящим. Спасибо им за тебя.

Мужчина встал и прямо с образком в кулаке обнял старушку, маленькую и сухенькую. А когда отпустил, она сказала:

— А теперь проваливай, милок. Давай-давай! Чтобы момент не испортить.

И его широко и щедро перекрестила.

III

24 декабря 2001 года Сергей Николаевич Борисенко вынес обвинительный приговор. Все обстоятельства по делу Вани Себрова говорили о том, что убийство не являлось умышленным и никто не имел понятия о поджидающем в сарае мальчике. Когда на другой день Палашов узнал по телефону от Бургасова, какие наказания виновным назначил судья, он остался вполне удовлетворён.

Глухова Тимофея Захаровича суд приговорил к пяти годам общего режима по статье 127 УК РФ, а именно: незаконное лишение человека свободы группой лиц в отношении заведомо несовершеннолетнего, которое повлекло по неосторожности смерть потерпевшего. Глухов содействовал следствию, но давал ложные показания. Он искренне раскаялся, но был самым старшим и подстрекал ребят. Себров нарушил неприкосновенность его жилища и покушался на корову, но Глухов, задержав нарушителя, не намеревался передать его правоохранительным органам. Ко всему прочему председатель отлично помнил, что снял с Глухова обвинение в совращении малолетней вовсе не потому, что тот никого не совращал, а по инициативе самой девочки и её представителей.

Певунов Денис Александрович провёл под арестом около трёх месяцев. Суд приговорил его по той же статье провести там же ещё столько же, а затем заменял наказание на два года ограничения свободы. Таким образом ему сохранялась возможность продолжить обучение по месту жительства. Полгода ареста он получил за попытку избежать наказания и за то, что именно он толкнул парня на нож.

Рысев Алексей Владимирович мог получить только два года ограничения свободы по статье 127, если бы не схватил злополучный нож. Но так как не сумел объяснить, зачем он это сделал, получил два с половиной года.

Девушки и Василий Леонов не понесли ответственности и выступили только свидетелями. Видимо, как и Палашов, Борисенко посчитал их достаточно наказанными уже самим участием в трагических событиях, а затем и в уголовном деле и судебных заседаниях.

Никто не намеревался обжаловать приговор.

Марья Антоновна, вымотанная поездками и присутствием в суде, смогла, наконец, получить относительный

покой. Бургасов, как и обещал Палашову, нашёл время навестить женщину и передать ей его новый номер телефона. Приемлемая связь между ними была восстановлена.

* * *

Глухов не роптал на несправедливость наказания, ведь в его представлении он отделался слишком легко. Исключительно своими необдуманными действиями, продиктованными злостью и возмущением, Тимофей подвел мальчика к опасной черте. Самое страшное то, что Марья может его не простить, несмотря на самое деятельное раскаяние. Пока он и не представлял, как ему этого прощения заслужить. Их ждёт почти пять лет разлуки, ведь ничто не заставит женщину его навещать.

— Ваня держал нож у горла моей коровы, — начал последнее слово подсудимый Глухов. — Не говорю о том, что он дважды проник в мой сарай. Корова в вашем понимании — это, подумаешь, рога, копыта и 750 килограмм говядины. Для нас же это, для отца, для матери, для меня, — кормилица. Живое, тёплое, подрагивающее существо с мягкими губами, шершавым языком, доверчивыми глазами. Досталась она нам не даром. Стоила около двадцати тысяч рублей. Лучше бы Ваня к моему горлу нож приставил, но ведь проще к коровьему было. Корова-то у меня не брухачая, ласковая, как телёнок. Ничего не стоит её обидеть. Клянусь, если бы Ваня пришёл и поговорил со мной по-человечески, один на один, как мужик с мужиком, ничего б этого не было, ничего б я ему не сделал, ни один волосок с его головы не упал бы по моей вине. Я бы с дороги его убрался и к Олесе его допустил. Я и сам понимаю — не моя она, нечего ей со мною делать.

— Гад! — вырвалось у Игоря Елохова. И больше ни звука. Судья не стал делать ему замечания.

— Прости, Игорь. У тебя замечательная семья. С другом вот только не повезло. Простите все меня, если сможете.

И вот Марья бросает ему последний взгляд с упрёком, когда после оглашения приговора его выводят из зала. Вовсе не такую роль он хотел сыграть в судьбе этой женщины. Он желал стать ей опорой, а не выбить окончательно почву у неё из-под ног. Марья была дорога ему, как никто, но никого он в жизни не ранил больше, чем эту хрупкую на вид, но твёрдую и сильную по сути женщину. Как же теперь ему искупить эту жесточайшую вину, как залечить рану? У него теперь будет пять лет впереди для того, чтобы искать ответ на этот вопрос. Пять лет — немыслимо долгий срок для него. Но раньше, совершенно точно, он её не увидит. Она тоже станет старше на пять лет. На прекрасном лице добавится морщин. Но морщины — ерунда в сравнении с болью, что пришлось ей перенести по его вине. Он не представляет, как можно простить нечто подобное. Сам не смог бы простить никому. «Марья, — беззвучно кричит он изнутри всем существом, — прости и прощай! Машенька!»

Новомосковск. Январь 2002 года.

Прохождение через ад. Глухов. Шаг 1.

Этапирование прошло быстро, но, как полагается, сердито: в автозаке, с двумя шмонами тут и там. Глухова перевели из Новомосковского СИЗО в Новомосковскую же исправительную колонию общего режима, похожую на маленькую деревенскую крепость с выбеленными наружными стенами, кремовыми коридорами и маленькой часовней из сруба для заключённых, поставленной самими же заключёнными. Перебрался всего лишь с севера на северо-восток города.