Василий Тёркин
Шрифт:
– Мало ли что было!.. И теперь у меня и усадьба, и запашка есть, и луга, и завод.
– Какой?
– Винокуренный.
– Лесная дача есть?
– Есть... Только это все...
– Разумеется, в залоге?
– У кого же не в залоге?
– Пытать я тебя не желаю, любезный друг. Но и в прятышки тебе, Петр Аполлосович, не полагается играть со мною. Должно быть, по твоей должности...
– А просто разве нельзя зарваться?
– крикнул Зверев и вскинул руками.
– Ну, да! жил широко.
– В этой
– И в этой дыре... у себя в деревне... в губернии, за границей...
– Ты женат?
– Еще бы!
Тут он рассказал Теркину про свою женитьбу на "разводке", и сколько ему это стоило, и сколько они вдвоем прожили в каких-нибудь три-четыре года, особенно с тех пор, как он попал в предводители. Жена его в ту минуту была в имении... Но до полного признания он все еще не доходил. Он как будто забыл уже, с чего начал.
– Как же тебя спасать?
– спросил Теркин, прохаживаясь по кабинету.
– Проценты в банк внести?.. Или по векселям?.. И сколько?..
Зверев одним духом крикнул:
– Что тебе стоит сорок тысяч каких-нибудь?
– Сорок тысяч!
– подхватил Теркин.
– Так, здорово живешь... Во-первых, милый друг, если бы у меня в настоящий момент были собственные сорок тысяч свободных, я бы им нашел употребление... Я кредитом держусь, а не капиталом.
– Ты имение сам хочешь купить, сейчас говорил...
– Наличных у меня нет... На компанейские деньги, быть может, приобрету кое-что... Так за них придется платить каждый год...
– В твоих руках не десятки, а сотни тысяч! Для себя можно перехватить, а товарища спасти - нельзя. Эх, брат Теркин! Понимаю я тебя, вижу насквозь. Хочешь придавить нашего брата: пусть, мол, допрежь передо мной попрыгает, а мы поломаемся! У разночинца поваляйся в ногах! Понимаю!..
Он - весь красный - брыкал слюнявыми губами, хотел встать и заходить по комнате, но боль в щиколке заставила опять прилечь на кушетку.
– Вздор все это!
– строго остановил его Теркин.
Но когда Зверев начал горячиться, его товарищ также припомнил себе свое недавнее прошлое... Ведь и он пошел на сделку, и его целый год она тяготила, и только особенной удаче обязан теперь, что мог очистить себя вовремя как бы от участия в незаконном присвоении наследства.
Давно не всплывал перед ним образ Калерии... Тут и вся сцена в лесу, около дачи, промелькнула в голове... как он упал на колени, каялся... Разве он по-своему не хапнул, как вот этот Зверев?
– Не брыкайся!
– сказал он мягче, борясь с чувством гадливости, почти злорадства, к этому проворовавшемуся предводителю; что тут была растрата - он не сомневался.
– Позволь, брат, и мне заметить, продолжал он в том же смягченном тоне.
– Коли ты меня, как товарища, просишь о спасении, то твои фанаберии-то надо припрятать... Отчего же не сказать: "так, мол, Вася, и так - зарвался..." Нынче ведь для этого особые деликатные выражения выдуманы.
– Разные, - тихо выговорил Зверев.
– Всего больше опекунских...
– Сиротских?
– переспросил Теркин, и это слово опять вызвало в нем мысль о деньгах Калерии.
– Разные... Больше двадцати тысяч земских... Тоже тысяч около шести школьных...
– И школ не пощадил?
– Так ведь я не без отдачи... Ну, передержал. Каюсь!.. Но взыскания на меня все-таки не было бы... Мне следовало дополучить за перевод заклада в дворянский банк.
– Что ж ты не покрыл этими деньгами растраты?
– Другие долги были. Но все это обошлось бы... да и было покрыто.
– Как покрыто? Из-за чего же ты бьешься-то в настоящую минуту? Что это, брат?
– резко воскликнул Теркин.
– Ничего не поймешь у тебя!
– Ты слышал что-нибудь про наш банк?
– Слышал.
– Ну...
Зверев опустил голову и стал говорить медленно, глухо, качаясь всем туловищем.
– В прошлом году до губернского предводителя дошло... Меня вызвали... Директор/а - свои люди... Тогда банк шел в гору... вклады так и ползли... Шесть процентов платили... Выручить меня хотели... До разбирательства не дошло, до экстренного собрания там, что ли... По-товарищески поступили.
– И внесли за тебя?
– Внесли.
– Это из банковских-то денег? Ловко!.. Стало, и господ вкладчиков, не спросясь их, прихватили?
– Иначе как же? Я расписку дал.
– И только?
– Закладывать мне нечего было... Не две же шкуры с меня драть?..
– По такой расписке ты мог с прохладой выплачивать по конец живота своего.
– И все бы обошлось, Вася.
– Даже и при новом составе директоров?
– Свой же брат будет... Не случись беды...
– Здорово поймались?
– Что ж!.. Я тебе все скажу... Им теперь не уйти живыми... Прокуратура вмешалась... На вкладчиков паника!..
– Стало, слухи-то верные. А ты сейчас газетчиков ругал.
– Я не судья!.. Все дело в панике... Будут их учитывать... Не отвертятся на этот раз. Партия есть... либералы, обличители. Доберутся до моей расписки... Где же я возьму?.. Пойдут допытываться. Ты понимаешь, все заново поднимут и разгласят.
Зверев не договорил, закрыл лицо ладонью и прошептал:
– Видишь, каково мне.
– Вижу, - проговорил Теркин, вставая.
– Могло быть и хуже.
– Как хуже?
– Известно как. Тебя господа раз спасли, хоть и на чужой счет. Теперь ты - должник банка... Платить надо, зато сраму меньше.
– То же самое, то же самое!
– крикнул Зверев. Все выведут на чистую воду.
– Ничего не понимаю!
– перебил Теркин.
– Ты путаешь! Выходит - ты во второй раз передержал по должности: сначала по земской службе, а потом по предводительской... Ведь да?.. Не лги!