Василий Тёркин
Шрифт:
– Три телеграммы пришли... Одна даже на мое имя... Поэтому я и знаю... Первые две получены с нарочным вчера еще.
– Да ведь Арсений Кирилыч в городе?..
– От нас станция ближе... Оттуда прямо посылают...
– Значит, приспичило?
Дубенский взглянул на него с наморщенным лбом и выговорил слегка дрогнувшим звуком:
– Все по обществу... этому.
– По какому? По нефтяному делу?
– Именно.
– В правлении, поди, чего натворили? Кассир сбежал, али что? По нынешнему времени это самый обыкновенный сюрприз.
– Нет...
Техник снял картуз и отер платком пот с высокого, уже морщинистого лба.
– Да вы, Петр Иванович, не думайте, пожалуйста, что я у вас выпытываю. Ни Боже мой!.. В деловые секреты внедряться не хочу... Но вам уже известно, что я у Арсения Кирилыча служил, много ему обязан, безусловно его почитаю. Следственно, к его интересам не могу быть равнодушен.
Глаза Теркина загорелись, и он, обернувшись к технику всем лицом, говорил теплыми нотами.
Тот накрылся, сделал громкую передышку и вытянул ноги.
– Вы ничего не читали в газетах?
– неуверенно и опять с приподнятой бровью спросил он.
– Да я больше недели и газеты-то в руках не держал. Все на пароходах путаюсь, вверх и вниз.
– Тогда, конечно...
"Не речист ты, милый друг", - подумал Теркин.
– А нешто что-нибудь такое есть? Травля какая... Набат забили?
– Именно, именно... И так нежданно. Подняли тревогу... Письма... Обличения... Угрозы...
– Угрозы? Чем же стращают и по какому поводу?
– Это... сложно... долго рассказывать... разумеется, в каждом акционерном предприятии, - щеки Дубенского начали краснеть, и глаза забегали, - какою целью задаются? На что действуют?.. На буржуазную алчность. Дивиденд! Вот приманка!
– А то как же?
Вопрос Теркина прозвучал веско и серьезно.
– Да разве трудовым людям, - еще нервнее спросил Дубенский, - вот таким хоть бы, как вы и я, следует откармливать буржуев?
"Ну да, ну да, - думал Теркин, - ты из таких. Не уходился еще..."
– Не давать хорошего дивиденда, - выговорил он спокойно, - так и акции не поднимутся в цене, и предприятие лопнет. Это - буки-аз - ба.
– Конечно, конечно! Буки-аз - ба... Но есть предел... Можно... вы понимаете... можно, по необходимости, подчиняться условиям капиталистического хозяйства.
– Какого?
– переспросил Теркин.
– Капиталистического... понимаете... буржуйного... Но если перепустить меру и... как бы сказать... спекулировать на усиленные приманки - это не обходится без... понимаете?..
"Без шахер-махерства", - добавил про себя Теркин.
– Понимаю, - протянул он вслух и сдунул пепел с папиросы.
– Ну, вот, - оживленнее и смелее продолжал Дубенский, - и надо, стало быть, усиленно пускать в ход все, что привлекает буржуя.
"Эк заладил, - перебил про себя Теркин, - буржуй да буржуй!"
– Это вы буржуем-то вообще состоятельных людей зовете?
– спросил он с улыбочкой.
– Представителей капиталистического хозяйства...
– Да позвольте, Петр Иваныч, вы все изволите употреблять это выражение: капиталистическое хозяйство... И в журналах оно мне кое-когда
Он хорошо понимал, куда клонит Дубенский, и сам не прочь был потолковать о том, как бы надо было людям трудовым и новым заводить , что можно, сообща. Но его этот техник начал раздражать более, чем он сам ожидал. Такое "умничанье" считал он неуместным и двойственным в человеке, пошедшем по деловой части. Что хочется ему поскорее начать хозяйствовать - это естественно... Или общество устроить почестнее, так, чтобы каждый пайщик пользовался доходом сообразно своей работе, как, например, в том пароходном товариществе, куда он сам вступает... А ведь этот Дубенский не в ту сторону гнет... Он, наверное, сочувствует затеям вроде крестьянских артелей из интеллигентов.
И Теркину вспомнился тут его разговор на пароходе с тем писателем, Борисом Петровичем. Он ему прямо сказал тогда, что считает такие затеи вредными. Там, в крестьянском быту, еще скорее можно вести такое артельное хозяйство, коли желаешь, сдуру или от великого ума, впрягать себя в хомут землепашца, а на заводе, на фабрике, в большом промысловом и торговом деле...
Дубенский не сразу ему ответил.
– Не в том вопрос...
– начал он еще нервнее.
– Без капитала нельзя. Но на кого работать?.. Вот что-с!.. У Арсения Кирилыча были совсем другие идеи... Он хотел делать рабочих участниками... вы понимаете?
– Понимаю!.. Это в виде процента, что ли?
– Именно.
– Против этого я не буду говорить... но опять не сразу же... Надо спервоначалу поставить дело на прочный фундамент...
– А вышло по-другому, - голос Дубенского упал, - совсем по-другому. Понадобились... я вам сказал... приемы... делечества... понимаете? И в этих случаях можно очутиться в сообщниках, не желая этого...
"Вот оно что!
– подумал Теркин.
– Видно, и тебя впутал хозяин-то!"
– О чем же, собственно, в газетах гвалт подняли?
– спросил он строже и даже нахмурился.
– Мне, право... весьма неприятно излагать вам это... Конечно, тут есть какая-нибудь интрига...
– Подвох!.. Со стороны меньшинства? Или действительно проруха какая?
– Есть... к сожалению... и кое-что похожее на правду.
– Да неужто Арсению Кирилычу серьезные гадости предстоят? Преследование?
"Неладно, неладно", - прибавил Теркин про себя, и ему стало вдруг ясно, что он уедет отсюда с пустыми руками.
– Арсения Кирилыча вызывают безотлагательно. Надо сейчас же принять меры.
– Он - ума палата... В разных передрягах бывал... Да к тому же, как я его разумею, ничего бесчестного, неблаговидного он на душу свою не возьмет... Не такой человек.
"А почем ты знаешь?" - поправил он самого себя.
И ему захотелось, забывая про неудачу своей поездки к Усатину, поглядеть на то, как Усатин поведет себя и во что именно завязил он одну ногу... а может, и обе.
– Очень, очень... все это прискорбно!
Возглас Дубенского отзывался большой горечью.
Теркин сбоку оглядел его и подумал: