А что было с Лазарем дальше, увы, не знаем.В одиннадцатой главе он воскрес, потомНи в поле, ни в роще, ни дома, ни за сараем —Нигде не мелькнул. Иоанн позабыл о нем.И это обидно и даже немного странно:Ну, как же, воскрес — так скажи что-нибудь, пойдиЗа другом своим, но Евангелие туманно.Еще десять глав — не сидел же он взаперти!Неужто же справиться так и не мог с испугомИ четырехдневная смерть сокрушила дух?А ведь Иисус называл его своим другом!А может быть, слишком был счастлив? Одно из двух.
Сон в летнюю ночь
Чемпионатом мира
по футболуЯ был, как все, в июне увлечен.Не потому ли, полный произвола,Невероятный мне приснился сон?Сказать, какой? Но я и сам не знаю,Удобно ли в таком признаться сне?Что я в футбол с Ахматовой играю,Пасую ей, она пасует мне.Мы победим Петрова с Ивановым!Дурацкий сон, ведь я предупреждал.Мы лучше их владеем точным словом:Они спешат, не выйти им в финал.Она спросила: Кто они такие?Хотел сказать, но тут же позабыл.На ней мерцали бусы дорогие,А плащ к футболке плохо подходил.Веселый сон, но сколько в нем печали!С футбольным полем рядом — дачный лес.А выиграли мы иль проиграли —Не буду врать: сон был и вдруг исчез.
«О „Бродячей собаке“ читать не хочу…»
О «Бродячей собаке» читать не хочу.Артистических я не люблю кабаков.Ну, Кузмин потрепал бы меня по плечу,Мандельштам бы мне пару сказал пустяков.Я люблю их, но в книгах, а в жизни смотретьНе хочу, как поэты едят или пьют.Нет уж, камень так камень, и скользкая сеть,А не амбициозный и дымный уют.И по сути своей человек одинок,А тем более, если он пишет стихи.Как мне нравится, что не ходил сюда Блок,Ненаходчив, стыдясь стиховой шелухи.Не зайдем. Объясню, почему не зайдем.И уже над платформами, даль замутив,«Петроградское небо мутилось дождем».Вот, наверное, самый печальный мотив.
«И не такие царства погибали…»
«И не такие царства погибали!» —Сказал синода обер-прокурорЖестоко так, как будто на медалиОн выбил свой суровый приговор.И не такие царства. А какие?Египет, Рим, Афины, может быть?Он не хотел погибели РоссииИ время был бы рад остановить.И вынув из жилетного карманаЧасы, смотрел на них, но время шло.Тогда вставал он с жесткого диванаИ расправлял совиное крыло.А что теперь? Неужто всё сначала?Опять смотреть с опаской на часы?Но столько раз Россия погибалаИ возрождалась вновь после грозы.Итак, фонарь, ночь, улица, аптека,Леса, поля с их чудной тишиной…И мне не царства жаль, а человека.И Бог не царством занят, а душой.
Платформа
Промелькнула платформа пустая, старая,Поезда не подходят к ней, слой землиНамело на нее, и трава курчавая,И цветочки лиловые проросли,Не платформа, а именно символ бренностиИ заброшенности, и пленяет взглядБольше, чем антикварные драгоценности:Я ведь не разбираюсь в них, виноват.Где-нибудь в Нидерландах или ГерманииРазобрали б такую, давно снесли,А у нас запустение, проседание,Гнилость, ржавчина, кустики, пласт землиНикого не смущают, — цвети, забытаяИ ненужная, мокни хоть до концаСвета, сохни, травой, как парчой, покрытая,Ярче памятника и пышней дворца!
«Художник напишет прекрасных детей…»
С. В. Волкову
Художник напишет прекрасных детей,Двух мальчиков-братьев на палубной кромкеИли дебаркадере. Ветер, развейВесь мрак этой жизни, сотри все потемки.В
рубашечках белых и синих штанах,О, как они розовы, черноволосы!А море лежит в бледно-серых тонахИ мглисто-лиловых… Прелестные позы:Один оглянулся и смотрит на нас,Другой наглядеться не может на море.Всегда с ними ласкова будь, как сейчас,Судьба, обойди их, страданье и горе.А год, что за год? Наклонись, посмотри,Какой, — восемьсот девяносто девятый!В семнадцатом сколько им лет, двадцать три,Чуть больше, чуть меньше. Вздохну, соглядатай,Замру, с ними вместе глядящий на мелИ синьку морскую, и облачность эту…О, если б и впрямь я возможность имелОтсюда их взять на другую планету!
«Венеция, не умирай, не надо!..»
Венеция, не умирай, не надо!Переживи нас всех и напиши о насВинтами на воде, как ты была нам рада,С приезжих не сводя своих зеленых глаз.Как любовались мы твоим полураспадом,Притопленный ценя твой мрамор и кирпич,И смерть была такой прекрасной с нами рядом,Что в руки взять ее хотелось и постичь.Нисколько не боясь, вникая в закоулки,С канала на канал легко переходя,С моста на мост, как бы найдя в твоей шкатулкеНе страшную ничуть разгадку бытия.
«Как горит на закате…»
Как горит на закатеКрепостная стена,Как уложена кстатиКирпичами она!С кирпичом не сравнитсяНи один матерьял,Так он влажно лоснится,Так он сумрачно-ал!И в Венеции дожиПоощряли кирпич,И Манчестера тожеБез него не постичь.О, фабричные стены,Как пылаете выКирпичом откровеннымВ ответвленьях Невы!И гранита не надо,Мрамор здесь ни при чемВ этих отсветах адаС райским призвуком в нем.
«Корсика, Эльба и остров Святой Елены…»
Корсика, Эльба и остров Святой Елены,Как они украшают Наполеона!Больше, чем взятые им крепостные стены,Жарче Египта и ярче любого трона.Он и похож был на остров, покатоплечий,Маршалов словно волною к нему прибило.Ядрам не кланяясь и не страшась картечи.А треуголка на Корсику походила.И не дворцы, не кремли за его плечамиВидятся мне, а морские крутые скалы.Бухтами он обведен, словно обручами,Горными тропами: камни, кусты, провалы.Как ему шло одиночество островное,Так же, как слава, и даже еще сильнее!Пенное, белое, желтое, кружевное,Скорбный финал обвалившейся эпопеи.Нет ничего притягательнее крушений,Слаще руин и задумчивости глубокойНа безутешных обломках былых свершений,Кто ж избежал той же участи одинокой?
У моря
С тяжелой женой в три обхватаСпускается к морю старик.Несчастна она, виновата,Что вид ее страшен и дик.Действительно, лучше бы домаСидела, зачем ей жараИ влажная эта истома,И в море купанье с утра?Купальник врезается в складкиНа теле, как в студень сырой.Но он молодец, всё в порядке,Он помнит ее молодой.Быть может, чуть-чуть полноватой,Но полной веселья и сил.Завистник какой, соглядатай,Насмешник ее подменил?Привязанность, скажем, и память,Не цепь, будем думать, не сеть.И лучше их так и оставитьВдвоем и на них не смотреть.