Вечное дерево
Шрифт:
– Не понимаю.
И вдруг Журка вспомнил конверт. Он успел тогда прочитать два слова: "Энергетик" и "Цыбулько". Первое - это вот санаторий. А второе?
– А Цыбулько может быть?
– спросил он неуверенно.
– Почему нет? Украинская фамилия. Значит, Цыбулько?-сестра потянулась к толстому'журналу с загнутыми краями.
Журка покосился на цветы, радуясь, что все наконец выяснится и сейчас он разыщет Ганну.
– Цыбулько, Ганна Тимофеевна,-прочитала сестра,
– Да, да, Ганна, - поспешил подтвердить Журка.
– Уехала.
– Как уехала?
– Одним из видов транспорта.
– Ну что вы?! Не может быть.
– Досрочно на пять суток.
Журка вышел из санатория и остановился на широком крыльце.
"Уехала. А как же я? А что же со мной?"
Он не мог себе представить, что будет дальше, и боялся сделать шаг вперед. Площадка крыльца была как бы плацдармом, на котором он мог еще держаться, хотя бы памятью о ней.
Мимо него проходили люди, поглядывая на Журку с любопытством, спрашивали, кого он ждет. Дальше оставаться здесь было неудобно, и он, сделав над собой усилие, медленно сошел с крыльца.
Вокруг кипела жизнь. Доносились голоса людей. Он ничего не слышал и никого не замечал. Все это теперь не трогало его и не существовало для Журки, все это теперь опустело, поблекло и потеряло всякий смысл. Он шел один точно по вымершему городу.
Его окликнули, но Журка не остановился. Никому он не нужен, и никто его не интересует.
Кто-то хлопнул Журку по плечу.
Цыган!
– Торопишься? Догоняешь кого-то?
– спросил. Цыган.
Журка не ответил.
"Да, да, догонять!
– блеснула мысль.
– Она ж из Ленинграда".
Журка бросился домой.
Мать сидела у раскрытого окна и шила.
– Вот что, - с ходу, едва переводя дыхание, произнес Журка.
– Напрочь!
– и швырнул учебники так, что они, скользнув по столу, упали на пол. ^
Мать подняла на него удивленные, все так же печальные глаза. На мгновение жалость, к ней сжала Журкино сердце, но он тут же поборол это чувство, крикнул:
– Не буду заниматься. Летим домой.
– Что ты говоришь?
– Брови Нины Владимировны дрогнули.
– Не хочу!
– закричал Журка, боясь пожалеть мать, отступить от решения.
– Не выбрал... Глупо.., Пойду работать... На завод пойду.
На крик из кухни появилась бабушка.
– Нет, ты только послушай,-зарыдала Нина Владимировна.
Журка бросился к себе наверх и начал собираться, засовывать в чемодан одежду и книги.
Снизу доносились сдержанные рыдания и прерывистый разговор. Бабушка успокаивала мать.
"Молоток бабуся!"-одобрил Журка и придавил чемодан коленом.
Тут он вспомнил о медали, подарке бабушки в
– Вот это уж теперь ни к чему,-сказал Журка.
Он достал из чемодана коробочку и аккуратно положил ее на дедушкину полку с книгами.
Мать еще несколько раз в этот день пробовала уговаривать его. Журка не отступал от своего.
Наутро Нина Владимировна позвонила знакомым и, заручившись местами на самолет, стала укладывать вещи. Она собирала платья и плакала. А Журка думал:
"Если она поездом, тогда я раньше ее прилечу. Вот будет здорово. Вот будет номер! Здравствуйте, Ганна. Я - вот он!"
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
Сильный стук разбудил Степана Степановича. Он приподнялся на руках," прислушался. Стук повторился.
Степан Степанович заспешил к дверям.
– Кто?
– Свои.
Это был голос жены.
От неожиданности он не мог открыть дверь. Цепочка выскальзывала из пальцев. Наконец открыл, увидел Нину Владимировну и сына.
Журка стоял у порога, смотрел на него выжидающе, сжимаясь весь и сутулясь.
–
– Все горбишься,-сказал Степан Степанович.- Проходите.
Нина Владимировна опустилась на табуретку у плиты и заплакала.
– Что такое?
– Ты еще... еще не знаешь всего, - выговорила Нина Владимировна сквозь слезы.
Степан Степанович не понял ее, оглянулся на Журку.
Тот стоял, виновато улыбаясь, но в глазах его появилось то выражение, которое уже было однажды: и пугливости, и решительности, и готовности действовать наперекор всему-выражение солдата, победившего страх.
– Не хочет сдавать... Учиться не хочет, - с трудом выговорила Нина Владимировна.
– Ну и что ж. Не маленький. Еще есть время подумать, разобраться.
– Нечего сказать-утешил. Я думала, хоть ты воздействуешь. А ты...
– Нина Владимировна достала платок, утерла лицо и резко поднялась.
– Ну, чего стоишь!
– прикрикнула она на Журку и пошла по комнатам, твердо ступая, словно стараясь подчеркнуть этим свою злость и обиду.
"Не плачет больше-и ладно",-подумал Степан Степанович и пошел умываться.
– У Иринки был?-крикнула вслед ему Нина Владимировна.
– В порядке,-не останавливаясь, ответил Степан Степанович.
Дверь в ванную комнату была полуоткрыта. Он заметил, что сын выходит на кухню и все поглядывает в его сторону. Выйдет, взглянет, делая вид, что ищет что-то, и опять скроется.
"Может, посоветоваться хочет?"
Степан Степанович подозвал сына.
– Завтра на завод пойдем, если не возражаешь.
Журка закивал головой, будто ждал этого предложения. А сам тотчас подумал о другом, о. главном: "Где Ганна? Как найти ее?"