Вечное дерево
Шрифт:
Степан Степанович отложил папиросу на краешек стола.
– В чем дело?
– Вот это другой разговор.
– Кузьма Ильич медлил, обдумывая, с чего начинать.-Пришло пополнение.
Школьники, точнее - окончившие школу.
– Почему мне? У меня такой свой имеется. Мне с ним забот хватает.
Кузьма Ильич погасил папиросу и потянулся за второй. Все это он делал не спеша, невозмутимо, так что и Степану Степановичу пришлось сдерживать себя.
– Так как же насчет бригады?
– проговорил Кузьма Ильич, не обратив внимания на возражение Степана Степановича.
–
Кузьма Ильич не отвечал. Порывисто вошел Дунаянц, взглянул на обоих быстрым взглядом.
– В чем дело, дорогие? План полетел или Полина Матвеевна тройню родила?
– Да вот, - нахмурился Кузьма Ильич, - отказывается от нашего с тобой предложения.
– Правильно!
– воскликнул Дунаянц и тут же, встретив удивленный взгляд Кузьмы Ильича, добавил:-Правильно, потому что-знаю я тебя-ты с маху, не объясняя обстановки, не поставив задачи. А он какой человек? Военный человек. Привык понимать задачу. Выполнять задачу. Так я говорю?
– В общем так,-усмехнулся Степан Степанович.- Только в данном случае...
– А в данном случае,-прервал Дунаянц,-задача не для каждого. Не каждый с нею справится. Мы доверяем тебе потому, что ты как никто... У тебя опыт работы с молодежью... Правильно я говорю?
– Правильно,только...
– Вот видишь. Шик-модерн. Он все понимает,-обратился Дунаянц к Кузьме Ильичу.
Тот потер лицо ладонью, усмехнулся.
– Но я же еще не дал согласия,-сказал Степан Степанович.
– Но мы еще и не поставили задачу, - парировал Дунаянц.
– Представь, что это новобранцы- Они ирибыли в твое распоряжение. Ты знаешь, что с ними делать...
Степан Степанович не отвечал. Снова быть бригадиром ой как не хотелосьВедь это посложнее, чем с брягадой Ганны. Сеня и девушки работать могут, а с новичками - возни не оберешься, она, наверное, не знают, с какой стороны к станку подходить, хотя и разряды имеют. "Вон Журка мой - ну что он может?"
– Мы очень на тебя рассчитываем, дорогой. Ты из них воспитаешь настоящих рабочих-таких, какие нам нужны. Дисциплина, порядок, радивое отношение. Кто сделает это? Лучше тебя никто не сделает. Как я сказал о тебе товарищам из партбюро, все в один голос заявили: "Вай, какой человек! Этот не подведет".
– Так уж и сказали?
– усмехнулся Степан Степанович.
– Именно. Хочешь, протокол покажу?
– Да поймите вы,-произнес Степан Степанович, оглядывая начальника цеха и мастера,-я сам еще место не нашел. Повторяю это и буду повторять. Я и с этойто бригадой так плавал - вы и не знаете.
– Зато выплыл, - перебил Дунаянц.
– Благополучно выплыл. Это нам известно.
– Он поднял руки, давая понять, что с ним не нужно спорить.
– Со стороны виднее. А насчет места...
– глаза у него азартно блеснули. Именно это и есть твое место. Наставник.
– Чему же я буду наставлять, если я сам еще..,
– Опыту, отношению, любви к делу...
– Он прав, - подтвердил Кузьма
– Это общее мнение.
Мы тебе зла не желаем.
– Не желаем, дорогой, - повторил Дунаянц.
– Всячески помогать будем.
Они смотрели на него с надеждой и доверием, как он, бывало, смотрел на человека, назначаемого на ответственную службу. Ему доверяли. Ему верили. И он не мог, не имел права отказаться.
– Ладно, - сказал Степан Степанович, встал и одернул пиджачок. Попробую,
– Это, пожалуй, правильно вы решили. Лучше поработать, чем идти в институт, который не нравится, -сказала Ганна.
Она работала. А Журка наблюдал за нею. Его обходили, задевали локтями. Кто-то спросил: "Что это за шпиндель торчит?"
Ганна посмотрела в его сторону, как ему показалось, неодобрительно, и это заставило Журку напрячь всю свою волю и уйти.
Он вышел на проспект, остановился у ворот под ажурной аркой.
Вокруг шла обычная жизнь. Все те же люди. Все то же небо, покрытое быстро проплывающими облаками.
Все те же машины, со скрипом притормаживающие у светофоров. И тот же милиционер в белых перчатках.
Ничто не изменилось. И ритм движения все тот же. Как будто ничего не произошло, как будто все осталось по-старому.
А на самом деле произошло чудо. Только никто не знает об этом. Ни один человек.
"Послушайте, люди!-хотелось крикнуть Журке.- Я встретил ее. Нежданно-негаданно, там, где не ожидал встретить. Вот в этом цехе. Можно пойти и увидеть ее за станком. Она такая, с высокой прической.,."
Отец появился нескоро и набросился на Журку с упреками:
– Опять удрал. Что у тебя за манера дурацкая?!
Сказано: жди - значит, жди.
– Да ну, - отмахнулся Журка.
– Идем.
– Куда еще?
– Оформляться.
Отцу понравилось его рвение, он, одобрительно кивнув, направился вместе с Журкой в отдел кадров.
Оставив Журку в полутемном коридорчике, отец пошел к заву. Журка смотрел в окно, вниз, на проходившие машины. Он загадал: пройдет до выхода отца четное количество-примут, нечетное-не примут. Насчитал тридцать одну машину, и послышались знакомые, определенные отцовские шаги.
"Ну, все", - с болью подумал Журка и не обернулся, чтобы не показать своего огорчения.
– Все,-повторил отец, словно прочитал его мысли.
– Все в порядке.
Тогда Журка обернулся и, не помня себя от радости, обнял отца.
– Ну, ну, не теряй времени,-проговорил отец и покашлял от нахлынувшего волнения.
Начались трудные, суматошные, великолепные дни.
Все и всё сопротивлялось Журке, а он настойчиво преодолевал сопротивление, будто и в самом деле один против целой команды играл. Хуже всего было то, что противники его не спешили, все делали в замедленном темпе, как будто нарочно тянули время. В отделе кадров просили представить то одну, то другую бумажку: справку из военкомата, характеристику из школы, справку о здоровье. И не все сразу, а по отдельности. Принесет бумажку, скажут: "Хорошо! Теперь еще вот что надо".