Вечный огонь
Шрифт:
— И они хотят быть хозяевами нашей земли! — задумчиво произнесла Степанова, с презрением и брезгливостью глядя на пленного фашиста.
Разведчики отправили пленного под конвоем в штаб, а сами, замаскировав машины, пошли вдоль провода, который только что проверял захваченный в плен немец. Мы постояли еще минутку, осмотрелись и, свернув на глухую лесную дорогу, направились на запад. Наш провожатый выбирал такие дороги, на которых мы ни разу не наткнулись на немцев, хотя часто слышали в стороне шум фашистских колонн.
К вечеру 20 июля мы добрались до деревни Заболотье Полесской области. Решили заночевать. Это была
— Нам-то что, — сказал Пакуш, — хоть и трудно разобраться, что к чему, но мы на месте, у себя дома. Будем действовать по обстановке. А вот вы куда едете?
— Мы тоже будем действовать по обстановке, — усмехнулся Козлов. Он предложил людям газету «Правда», в которой была опубликована речь И. В. Сталина. — Возьмите и внимательно прочитайте. В ней ясно сказано, что нам надо делать.
Оставшуюся часть ночи мы провели в одном из классов школы и рано утром, поблагодарив гостеприимных хозяев, снова отправились в путь.
А вот наконец и наша цель. Мы добрались до Минской области — приехали в деревню Загалье Любанского района, которая была далеко за линией фронта, в тылу оккупантов. К сожалению, прибыли не все машины, а только две. Автомашина, в которой ехали Бастуй, Миронович и Свинцов, отстала в пути и затерялась.
21 июля 1941 года. Стоял чудесный летний день. Ослепительно сияло солнце. Но откуда-то издалека доносились громовые раскаты. Я посмотрел вокруг: не выплывает ли где из-за леса грозовая туча. Но нет, небо всюду было прозрачно-синим. Видимо, где-то стреляла вражеская артиллерия.
И мне почему-то припомнилась недавняя гроза, которая застала меня в холопеничском лесу. Черная туча закрыла весь небосвод. Стало заметно темнее, подул холодный ветер. Но вскоре гроза прошла и снова засверкало солнце. Оно сильнее любой грозы!
…Я глядел в сторону леса, за которым двигались вражеские войска, откуда доносился тяжелый артиллерийский гул. Мне явственно виделась черная военная туча, надвигавшаяся на нашу страну. Но солнце! Вон как оно ярко светит! И мне вдруг вспомнились слова лейтенанта, встреченного под Плещеницами:
— Солнце сильнее!
Эти слова приобрели для меня сегодня иной, более глубокий смысл.
Первые шаги
Наши машины остановились возле школы. Мы вышли, и, естественно, перед каждым встал вопрос: «С чего же начать? Как сделать первые шаги в своей новой, пока неизвестной подпольной работе?» Не прошло и пятнадцати минут, как к нам подошел председатель сельского Совета Степан Корнеев, а вскоре появился и председатель колхоза Григорий Плышевский. Мы поговорили с ними накоротке и попросили собрать колхозников. Жители деревни собрались быстро. Мы поинтересовались, как они живут, что намерены делать дальше, а потом рассказали в основных чертах о том, что требуют от народа партия и правительство в своей директиве от 29 июня 1941 года, передали содержание речи И. В. Сталина, ответили на многочисленные вопросы. Эта встреча произвела на нас хорошее впечатление. У людей не чувствовалось растерянности. Все они высказывали горячее желание до конца биться с врагом.
Попрощавшись,
Вскоре пришел, запыхавшись, и директор совхоза Александр Калганов.
— Ушам своим не поверил, — возбужденно говорил он, здороваясь с нами. — Передают: весь обком приехал! — Калганов замялся немного: — Я видел издалека машины, да разве можно было подумать, что это вы. Сейчас только фашисты раскатывают на машинах… — Калганов закончил шуткой: — Уж не выездное ли бюро хотите провести в нашем совхозе?
— Да, проведем и бюро, — серьезно ответил Козлов. — И тебя послушаем, правильно ли действуешь, верно ли понимаешь свои задачи.
— Готов отчитаться, — ответил Калганов. — Поправите, если что не так.
Завязалась оживленная беседа с жителями. Люди говорили обо всем, что их
волновало, как жить дальше, что делать. К нам подошел старый, чуть сгорбившийся рабочий с черным от загара, морщинистым лицом. Назвал себя: «Серпинский Станислав Ксаверьянович» — и спросил:
— Вы надолго к нам?
— Насовсем, — спокойно ответили мы. — Сначала врага разобьем, а потом опять мирную жизнь строить будем.
— Это хорошо, — заулыбался Серпинский. — На нас можете тоже рассчитывать.
Беседа затянулась до позднего вечера. Расспросам, казалось, не будет конца. И мы бы, верно, проговорили до утра, если бы директор совхоза не сказал рабочим:
— Пора, товарищи, расходиться. Члены обкома не в первый и не в последний раз у нас. Еще поговорим. А сейчас им с дороги надо отдохнуть, перекусить.
И он пригласил нас в столовую, а потом проводил на ночлег в сарай, наполненный душистым клеверным сеном. Я в ту ночь долго не мог уснуть, да, видно, и мои товарищи тоже не спали. Думы роились в голове. С чего начать? Как быстрее поднять народ на борьбу с врагом? Как должен строить свою работу обком партии, чтобы его влияние чувствовалось во всей области? Я припоминал все, что раньше слышал и читал о партизанах гражданской войны. Но из того, что удалось припомнить, для нас подходило очень немногое. Обстановка иная, условия не те. Ну что ж, опыт — дело наживное.
На следующий день нам сообщили, что на «Жалы» движется фашистская танковая часть. Мы загнали свои машины в березняк, росший на торфянике, а сами отошли чуть подальше и расположились на сухом месте под густыми деревьями. Мне припомнилось, как еще совсем недавно приходилось бывать в Минске, в обкоме партии. Большое здание, куда то и дело приходили и уходили люди, из кабинетов доносились телефонные звонки, почтальоны приносили сумки, набитые письмами. Всюду велись оживленные разговоры, тут же принимались решения, отдавались распоряжения… Обком — мозг области — работал напряженно, был связан с каждым уголком Минщины. А сейчас? Островок среди бескрайнего болота, о нашем местонахождении знает лишь один человек— директор совхоза Калганов. Это пока единственная ниточка, которая должна связать обком с народными массами. Да, пока одна ниточка. А что будет потом?