Вечный огонь
Шрифт:
— Я, как и было условлено с товарищем Горбачевым, в два часа ночи снялся с поста и пробрался в комендатуру, попросил у караульных стакан воды и сигаретку. Больше всего боялся, как бы не нарваться на своего разводящего или начальника караула — тогда беды не миновать: за уход с поста наверняка посадили бы в кутузку. Но черт с ней, с кутузкой! Не удалось бы мне тогда выполнить задание Евстрата Денисовича. — Владимир тепло поглядел на нас, затянулся дымком и улыбнулся: — Все, однако, обошлось благополучно. В комендатуре не оказалось ни разводящего, ни начальника караула. Спали, видно, где-то. Вскоре
— Тебя же могли убить наши? — сказал Иосиф Александрович Бельский.
— Могли, — спокойно, как само собой разумеющееся, ответил он. — Вот видите, бока намяли, хотя я сам к партизанам подошел… — Он о чем-то подумал и продолжал: — Конечно, кому хочется умирать, особенно от пули товарища. Но я уже привык ходить между двух огней. Раз надо — значит, надо…
Немалую помощь партизанам в разгроме любанского гарнизона оказал «начальник полиции» Гидранович. Он сделал все так, что полицейские не вступили в бой с партизанами и не оказали оккупантам помощи, когда их громили партизаны.
Вот таких людей — простых, скромных, неприметных, но до конца преданных Родине — мы и старались посылать на самые опасные участки. И люди шли, хотя знали, что в стане врага им каждую минуту будет грозить смертельная опасность, шли с одной мыслью, с одним стремлением — сделать все возможное для того, чтобы быстрее освободить родную землю, разгромить фашистских захватчиков. Пойти в логово зверя, оказаться один на один с противником, выполнить боевую задачу в сложнейших условиях — это патриоты рассматривали как выражение высшего доверия партийных органов и партизанского командования. И это доверие они с честью оправдывали на деле.
«Эхо на Полесье»
Утром 22 сентября 1942 года из ЦК КП(б)Б была получена радиограмма: «Василию Ивановичу Козлову прибыть в Москву для доклада о ходе борьбы в тылу немецко-фашистских оккупантов. Самолет посылаем сегодня ночью на ваш аэродром».
Не успели члены обкома собраться, как налетела вражеская авиация и подвергла наш остров бомбежке.
— Давайте-ка отойдем с «Доброго» в сторонку, — предложил Василий Иванович членам обкома. — Надо поговорить в более спокойной обстановке.
Мы отошли с полкилометра, выбрали сухое возвышенное место и расположились на траве под березами. Козлов открыл заседание обкома и сказал:
— Как долго я пробуду в Москве — неизвестно. Поэтому надо решить, кто в это время будет возглавлять областной комитет партии и партизанское соединение. — Он подумал немного и предложил: — Я думаю, что исполнение обязанностей первого секретаря обкома и командира партизанского соединения следует возложить на товарища Мачульского.
Все согласились с этим предложением. Я поблагодарил товарищей за доверие.
На заседании встал вопрос о том, чтобы разрешить вылететь в Москву Алексею Георгиевичу Бондарю и генералу Михаилу Петровичу Константинову. Алексей Георгиевич был ранен, не получал квалифицированной медицинской помощи, и раны у него гноились. Его необходимо было госпитализировать. А Михаил Петрович не раз высказывал желание продолжать борьбу
Были рассмотрены и другие организационные вопросы. Заместителем командира соединения по оперативной части был назначен Иван Михайлович Куликовский, заместителем по разведке и контрразведке — Роберт Борисович Берензон, начальником штаба соединения — Павел Михайлович Коновалов.
— Центральный Комитет партии, — сказал В. И. Козлов, — будет интересоваться не только тем, что мы сделали, но и планами обкома и штаба соединения на будущее.
— С кем в Москве придется беседовать, мы не знаем, — сказал я. — Но независимо от того, на каком уровне тебя будут принимать, ты должен сказать, что партизанское движение на территории Белоруссии настолько развилось и окрепло, что может проводить самые сложные боевые операции. Для этого нужно только усилить материальную помощь с Большой земли. Что касается наших конкретных планов на ближайшее будущее, то следовало бы вернуться к вопросу, который я предлагал обсудить еще весной. Речь идет о взрыве железнодорожного моста на реке Птичь. Если раньше кое-кто сомневался в успешном проведении этой операции, то сейчас положение совершенно иное: у нас есть все необходимое для ее осуществления — и силы, и средства.
После обмена мнениями было решено: железнодорожный мост через реку Птичь на магистрали Брест — Калинковичи около станции Птичь длиною более 150 метров взорвать в канун праздника 25-й годовщины Великого Октября; операции дать кодовое название «Эхо на Полесье». Это будет нашим подарком Родине в честь годовщины Великого Октября и конкретной помощью войскам Красной Армии, которые в то время вели героические бои у стен Сталинграда.
Мы обстоятельно говорили о том, что следовало бы отразить в отчете ЦК партии, определив наши крайние нужды.
Незаметно прошел день. Вечером мы ушли на аэродром. Расставаться с боевыми товарищами было грустно. Неизвестно, доведется ли еще встретиться. Но вот прибыл самолет. Последние напутствия, последние рукопожатия» Самолет с ревом пронесся мимо нас и взмыл в ночную темень. Прощайте, друзья! Счастливого пути!
Партизаны погасили сигнальные костры.
Возвращаясь с аэродрома, я думал о том, что обком партии доверил мне ответственный участок. Он надеется, что наши удары по врагу не только не ослабнут, а будут день ото дня возрастать. Надо во что бы то ни стало оправдать это доверие.
За год работы в подпольном обкоме я прошел большую школу борьбы, приобрел опыт организаторской работы в массах в сложных условиях вражеской оккупации. Все это, разумеется, поможет мне выполнить обязанности первого секретаря обкома и командира соединения. Особенно ободряло то, что рядом, плечом к плечу, находились боевые товарищи, умудренные большим жизненным опытом, — члены обкома, командиры и комиссары отрядов, секретари подпольных райкомов партии и первичных партийных организаций, закаленные и мужественные партизаны. Почаще советоваться с ними, внимательно прислушиваться к их голосу — и дело пойдет наверняка.