Ведьма ищет мужа. Красавчиков не предлагать
Шрифт:
Сердце пропустило удар. Она произнесла это с издевкой, но… Демоны, неужели я настолько жажду увидеть в её словах что-то большее?
Я наклонился, упираясь свободной рукой в подлокотники кресла. Слишком близко. Так близко, что уловил, как сбилось её дыхание.
— А разве нет?
— Я… — она запнулась, и я впервые увидел в её глазах растерянность. Не игру, не очередную маску — настоящее смятение. — Это другое.
— Другое? — я не удержался от усмешки, пытаясь скрыть, как сильно меня задело это «другое». — Тогда объясни мне, почему ты перестаешь притворяться,
— Я не… — она отвела взгляд, и румянец на её щеках показался мне неожиданно очаровательным. Проклятье. Когда я начал замечать такие детали? — Мы не об этом говорили. Проклятие…
— Да, проклятие, — я отступил к столу, пытаясь восстановить безопасное расстояние между нами. — Которое почему-то перестает действовать, когда рядом человек, видящий тебя настоящую.
— Это просто теория, — ее голос звучал неуверенно.
— Неплохая теория, — я сделал вид, что изучаю записи, но все мое внимание было приковано к ней. К тому, как она кусает губы, как нервно поправляет волосы — все эти маленькие жесты, выдающие её волнение. — Особенно если учесть, что ни один из твоих прежних… поклонников не интересовался тем, что скрывается за образом роковой красавицы.
— А ты, значит, интересуешься? — она попыталась вернуться к привычной насмешливости, но я слишком хорошо видел, как она напряжена.
И это её напряжение, эта неуверенность… они давали надежду. Глупую, опасную надежду на то, что, возможно, я для неё действительно что-то значу.
Проклятье. Кажется, я начинаю понимать тех мужчин, что теряли голову от её чар. Только в моем случае дело не в красоте. А в том, как она становится настоящей, когда думает, что никто не видит.
Больше всего на свете мне сейчас хотелось подойти, стереть поцелуями это выражение уязвимости с её лица… Вместо этого я заставил себя вернуться к книгам.
— К тому же, — проговорил я, — в записях есть еще кое-что интересное. То, как проявлялось проклятие у разных женщин твоего рода.
— И как же? — спросила она.
— У каждой по-разному. Кто-то терял силы быстрее, кто-то медленнее. Но общее одно — все они использовали свою красоту как оружие.
— А я, значит, нет? — в её голосе мелькнула привычная ирония.
— Ты? — я усмехнулся, пытаясь за грубостью спрятать то, как больно отозвались её слова. — Ты довела это искусство до совершенства. Только вот со мной твои обычные приемы не работают.
— Потому что ты особенный? — к насмешливым ноткам добавился вызов.
— Потому что я вижу, как ты прячешься за ними, — я сжал край стола, борясь с желанием снова оказаться рядом с ней. — И знаешь, что самое забавное? Чем сильнее ты пытаешься соблазнить, тем очевиднее твой страх.
— Какой страх? — её голос дрогнул.
— Что кто-то увидит настоящую тебя. Ту, что прячется за маской.
— По-моему, ты слишком увлекся своими теориями, менталист.
Она поднялась из кресла и подошла ко мне со спины. Её руки скользнули под мою рубашку. Я должен был остановить её. Должен был продолжить разговор. Но от её прикосновений мысли путались, а решимость таяла.
— Лисса… — мой
— Должны, — её губы коснулись моей шеи, и по телу прошла дрожь. — Но не прямо сейчас.
— Прекрати, — я попытался сохранить остатки самообладания. — Ты просто пытаешься уйти от разговора.
— А ты пытаешься притвориться, что тебе все равно.
Её зубы прикусили мочку уха, и что-то внутри оборвалось. Я резко развернулся, притягивая её к себе.
— Ты играешь с огнем.
— Значит, пусть горит, — выдохнула она мне в губы.
Я знал, что она манипулирует мной. Знал, что использует страсть, чтобы не говорить о том, что её пугает. Но когда она вот так прижималась ко мне, когда её пальцы оставляли обжигающие следы на коже… К демонам. К демонам все разговоры.
Книги полетели со стола.
***
Я целовал её с отчаянием человека, который слишком долго сдерживался. Её кожа горела под моими пальцами, и каждый тихий стон отзывался во мне дрожью. В этот момент я не думал о проклятии, о последствиях, о том, что она использует близость, чтобы не говорить о чувствах.
Я подхватил её, усаживая на стол. Она тут же обвила меня ногами, притягивая ближе, словно боялась, что я отстранюсь. Глупая. Как будто я мог теперь остановиться, когда каждое её прикосновение прожигало до самой души.
— Рейвен… — её шепот дрожал, и в нем было столько невысказанного, что перехватывало дыхание.
— Молчи, — я впился поцелуем в её шею, оставляя след. — Не говори ничего.
Потому что любые слова сейчас были бы ложью. Потому что правда пугала нас обоих: то, как идеально она вписывалась в мои объятия, то, как естественно наши тела находили общий ритм, то, как она хрипло выдыхала мое имя — уже не играя, не притворяясь, а по-настоящему теряя контроль.
Она вздрагивала от каждого прикосновения, словно впервые в жизни позволяла себе просто чувствовать, не думая о том, как это выглядит со стороны. И эта искренность сводила с ума сильнее любых осознанных соблазнений.
— Пожалуйста, — прошептала она, выгибаясь навстречу моим рукам.
В этот момент что-то внутри дало трещину. Одно короткое слово, произнесенное без игры, без кокетства — и последние остатки самоконтроля канули в бездну.
Она была как пламя в моих руках — яркая, обжигающая, неудержимая. И я знал: пытаться удержать её — все равно что пытаться поймать ветер. Сейчас она отдавалась страсти со всей искренностью, но рано или поздно её натура возьмет своё.
Я целовал её с какой-то отчаянной жадностью, пытаясь запомнить каждое мгновение, каждый вздох, каждую дрожь. Потому что знал: когда она уйдет, а она обязательно уйдет, мне останутся только эти воспоминания. И они будут жечь изнутри, как расплавленное серебро.
Глупо было влюбляться. Глупо и опасно. Но с каждым её стоном, с каждым шепотом моего имени я падал все глубже. И от понимания собственной обреченности хотелось брать её еще яростнее, еще требовательнее — словно пытаясь заклеймить, оставить на ней свою метку, что-то, что она не сможет забыть.