Ведьма ищет мужа. Красавчиков не предлагать

Владмар Кати

— О, — в её голосе мелькнуло что-то похожее на интерес. — Кажется, ты начинаешь понимать.

— Что понимать? — я отвернулась, пытаясь скрыть смятение.

— Как выглядит настоящая любовь, — она подошла ближе, разглядывая моё лицо. — Забавно. Ты сейчас напомнила мне себя. До того, как я узнала, что такое боль потери.

— Я не…

— Страшно, правда? — она перебила меня мягко, почти сочувственно. — Когда понимаешь, что все твои маски, все игры — ничто по сравнению с одним искренним взглядом. Когда впервые в жизни боишься не того, что тебя

разлюбят, а того, что сама чувствуешь слишком сильно.

Я молчала, потому что любые слова сейчас прозвучали бы фальшиво. Внутри что-то дрожало и переворачивалось, словно мир, который я знала, вдруг оказался вверх тормашками.

— А он? — она спросила так тихо, что я едва расслышала. — Этот человек… он любит тебя?

— Не знаю, — я покачала головой, чувствуя, как горло сжимается. — Он менталист. Живет один, избегает людей. Когда нас свела судьба, он собирался вышвырнуть меня за дверь.

Я невольно улыбнулась вспоминая.

— Злился, — я невольно улыбнулась воспоминаниям. — Особенно когда я пыталась с ним флиртовать. Я же привыкла, что мужчины теряют голову от одной улыбки. А он… он видел все мои уловки насквозь. Каждый раз морщился, как от зубной боли, когда я включала свое очарование.

Я прошлась по комнате, собираясь с мыслями.

— Знаешь, это было так… отрезвляюще. Впервые в жизни моя красота не работала. Более того, она его раздражала. Он постоянно говорил о масках, об играх, о том, что я прячусь за ними.

— И что изменилось? — в её голосе мелькнул искренний интерес.

— Я сама не заметила, как перестала играть. Просто… не было смысла. Рядом с ним хотелось быть настоящей — злиться, когда злюсь, смеяться, когда весело, не думать, как это выглядит со стороны. И тогда… — я запнулась, подбирая слова, — тогда между нами что-то вспыхнуло. Что-то настоящее. Не страсть, не влечение — хотя и это тоже. А какое-то… понимание. Словно мы наконец увидели друг друга такими, какие мы есть.

— Но?

— Но я не могу просить его разделить мою судьбу, — мой голос дрогнул. — Он и так слишком много для меня сделал. Пустил в свой дом, защищал, искал способ снять проклятие…

Я отвернулась, пытаясь справиться с внезапно нахлынувшими чувствами.

— Знаешь, я впервые… — я замолчала, подбирая слова. — Впервые хочется остаться. Не уходить наутро, не искать новых приключений. Хочется просыпаться в его доме, пить с ним чай, слушать его ворчание.

Я невольно обхватила себя руками.

— Но он столько лет жил один. У него свой уклад, свои правила. Я ворвалась в его жизнь, как ураган, разрушила его спокойствие. И если… когда проклятие будет снято, я должна дать ему выбор. Если он захочет вернуться к прежней жизни… — я сглотнула комок в горле, — я уйду. Даже если это будет больнее любого проклятия.

Она долго молчала, разглядывая меня с каким-то странным выражением лица. Потом тихо произнесла:

— Теперь ты понимаешь, да? Каково это — любить по-настоящему. Когда не играешь в любовь, а живешь ею. Когда счастье и боль сплетаются так тесно,

что уже не различить, где что.

— Я не… — начала я, но она покачала головой.

— Не отрицай. Я вижу это в твоих глазах. Тот же свет, что когда-то видела в зеркале. И тот же страх. — Её голос смягчился. — Страшно, правда? Когда понимаешь, что готова отпустить кого-то не потому, что наигралась, а потому что его счастье важнее собственных желаний.

— Понимаешь, — она вдруг улыбнулась, и её изуродованное лицо на мгновение озарилось какой-то внутренней красотой, — когда я накладывала проклятие, я хотела, чтобы ваш род познал ту же боль, что испытала я. Но я забыла самое главное: без боли нельзя научиться любить по-настоящему.

Она подошла к зеркалу, провела рукой по серебряной раме.

— Возможно, пришло время все изменить.

— Что ты имеешь в виду?

— Ты уже нашла свой ответ, Лисса, — она повернулась ко мне. — В тот момент, когда решила, что его счастье важнее твоего.

— Подожди, — окликнула я её, когда туман начал сгущаться. — Как тебя зовут?

Она помедлила, словно удивленная вопросом.

— Анна. Анна Вейн.

— Я найду твою могилу, — слова вырвались сами собой. — Если позволишь.

— Там давно никто не бывал, — её голос дрогнул, и впервые в нем прозвучало что-то по-настоящему живое. — На старом кладбище, у южной стены. Там растут белые розы.

Серебристый туман окутывал нас все плотнее, но я успела заметить, как по её щеке скатилась слеза.

— Не бойся любить, Лисса. Даже если это причиняет боль.

***

Возвращение в реальность было похоже на погружение в ледяную воду — резкое, выбивающее дыхание. Я пошатнулась, чувствуя, как подгибаются колени, но сильные руки подхватили меня, не давая упасть.

— Лисса! — голос Рейвена звучал глухо, словно сквозь вату. — Ты слышишь меня?

Я попыталась сфокусировать взгляд. Его лицо было совсем близко, в глазах плескалась такая неприкрытая тревога, что внутри что-то сжалось.

— Я в порядке, — выдохнула я, цепляясь за его плечи. — Просто… дай мне минуту.

Он помог мне опуститься в кресло, сам присел на край стола. Его пальцы все еще удерживали мои запястья, словно боясь отпустить.

— Что произошло? — в его голосе сквозило напряжение. — Ты застыла, глядя в зеркало, не двигалась, не отзывалась. Я не мог до тебя достучаться, как бы ни пытался…

— Я встретила её, — я покосилась на зеркало, теперь безобидно поблескивающее на столе. — Ту, что наложила проклятие. Анну Вейн.

— И?

— Мы… поговорили. Она не была злой ведьмой, желающей отомстить. Просто женщиной, которая слишком сильно любила и слишком много потеряла.

Рейвен молчал, но его пальцы на моих запястьях едва заметно дрогнули.

— Подожди, — он вдруг подался вперед, всматриваясь в пространство над моей головой. — Твоя аура… проклятие исчезло.

Я замерла, прислушиваясь к своим ощущениям. Он был прав: тяжесть, давившая последние недели, растаяла без следа.