Ведьмин Талисман, или Ловушка для архимага
Шрифт:
— Что это у вас там?
Не успела стереть с пола пентаграмму…
— Я изгнала демона из кота!
— Вы в этом точно уверены?
— Ма-аууу!!! Ш-шшш… — ответил Чернуха из-под моих ног, угрожающе раззявив крохотный розовый оскал с тоненькими белыми клычками. Облезлая шерсть стояла дыбом, тонкий, с проплешинами хвост метался, как у тигра, круглые очи горели зеленью. Бедный малыш, он уже все знал об этом мире…
— Он просто вас боится. Но он теперь обычный здоровый кот. Демон его слишком мучил.
— А-аа, ну да… Котенок цел, значит, добро победило… — хмыкнул архимаг. — Вы позволите?
— Проходите, —
Незванный гость сунул мне в руки глянцевую коробку:
— Вы же не откажетесь выпить с вашим ректором, адептка?
Чудно, подумала я, развязывая на коробке бант — конфеты там оказались. Тяжка, верно, герцогская доля, коль и выпить-то не с кем, кроме как со студенткой. Магистр Матиул, видимо, упился уже…
Молча достала из шкафа Майтины бокалы.
— За вас!
— За упокой и не чокаясь, — мрачно сказала я. Я чувствовала себя очень неуютно рядом с этим человеком. Мало того, что я нежелательный свидетель, так я ж еще и убить его пыталась в храме Моры! А о злопамятстве и мстительности герцога Адалатского ходили легенды…
Он замер. Поднял брови:
— Я не хочу пить с вами за упокой.
— А я сейчас не хочу пить ни за что другое.
— Хорошо. Я подожду, пока вы захотите. Вы позволите?
Что он собирается делать? Что он делает? Подошел совсем вплотную, положил руки мне на виски… Колдовать?!!
Ни за что! Не дамся! Вырываюсь!
Черная мелочь с шипением мечется под нашими ногами, изо всех сил пытаясь оправдать гордое звание ведьминского талисмана.
— Мя-ааа!!!
— Черный, не смей! Герцога Адалатского имеют право кусать только очень породистые коты! — бухнувшись на колени, отрываю кота от герцогской штанины. Штанина жестоко пострадала, но герцог, кажется, нет.
— Яааууу!!!
Поскорее встаю с унизительной позы, прижимая визжащего котенка к груди. Архимаг смотрит удивленно-насмешливо:
— Кот отреагировал на ваш испуг. Чего вы испугались? Вы меня боитесь? Я хотел вас полечить…
— Спасибо, не надо. У меня все хорошо.
Я сделала ошибку, конечно. Никогда нельзя показывать врагу, что ты его боишься. Уж и не говорю о том, каким бесчестьем за последние два дня я запятнала высокий титул самого отмороженного адепта Академии…
Я думала, злой кот и мой угрюмый тон оскорбят его и поторопят откланятся, но напротив! Уселся на край стола, задумался о чем-то, вытянув скрещенные ноги на пол-комнаты. Каким-то образом он ухитрялся занимать собой ужасно много места. Майт гостей обожала, сюда человек двадцать адептов, бывало, упихивалось, а он один еле поместился.
— Вы спасли мне жизнь. Что вы за это хотите? Что я хочу? Жить вообще-то.
Но вопрос сорвался с языка быстрее мысли:
— Почему она это сделала?
— Вы имеете в виду магистра Леонарду Ассанавет?
— Да.
— Это длинная история.
— Ну… в таком случае не смею вас задерживать.
— Да я никуда не
Плюхаюсь на кровать. Черный шипит на моих руках. Чешу ему спину, посылая волны сна. Слишком много ужасов для такого маленького существа за два последних дня.
— Меня хотели убить за то, что я разрушил самую счастливую страну в мире. Он слегка улыбался. Сволочь.
— Мой друг Дамиан Ассанавет любил говорить, что секрет безоблачного счастья в глупости, человек же умный и думающий обречен на несчастье… Он профессионал по части счастья, даже написал несколько научных работ по этой теме. Блестящий менталист, старый соперник Матиула… Впрочем, Матиул скорее маэстро отрицательных эмоций… Вам известна игра в «неваляшку»?
— Да, — хмуро сказала я. Обычно менталисты играют первокурсниками. «Темный» и «Светлый» заключают пари и, по очереди подходя «пообщаться», пытаются довести жертву один до слез и отчаяния, другой до эйфории. Андалика так играть любила, последний ее «выигрыш» пошел требовать в деканат диплом, утверждая, что он и так все знает о магии, этим жалким профессоришкам нечему его научить и был сдан в клинику за танец гопака в деканском кабинете.
— Это Дамиан и Матиул ее изобрели.
— Простите, а Дамиан — это сын Леонарды?
— Именно. Отслужив положенные десять лет на благо Таллиаты, он уехал за границу, в Апину, скупил там несколько соседних имений… он так и назвал свое поместье «Ирдье» — «Счастье» в переводе с древнеактенского… Это красивейшие места, вполне достойные подобного имени. Леса, озера, горы близко… Несколько дворцов, будто сошедших с детской сказки о Фата-Моргане — все эти шпили, балконы, целиком прозрачные витражные башенки… хм. Граф чрезвычайно гордился своим имением, в особенности тем, как он сумел организовать ведение хозяйства, жизнь своих крестьян. Несколько лет подряд звал меня заценить, но я сподобился приехать, только когда до меня стали доходить некие настораживающие слухи… хм.
Признаться, я никогда не видел столько счастливых лиц одновременно… Мы проезжали мимо деревень, пашень, лесных сторожек — и всюду нас встречали радостными улыбками. Они не кричали приветствий, не кланялись, даже шляп не снимали перед своим сеньором — они просто замирали на минуту там, где работали и тихо улыбались, провожая нас взглядами. Их лица словно светились изнутри — какой-то особенной радостью, неземным каким-то спокойствием… словно они знали что-то, какую-то высшую, недоступную мне истину и тихо радовались своему знанию — архимаг отсутствующе смотрел куда-то в стену, явно поглощенный вспоминаниями, говорил негромким, мечтательным голосом.
— Признаться, разговаривая с этими людьми, я чувствовал себя суетливым глупцом, потерявшим в мельтешне жизни что-то очень важное… покой, веру в смысл и нужность своего существования… А эти люди — нет, они не сомневались. Каждый из них знал точно, как самую непоколебимую истину бытия, что то, что он делает — жнет ли пшеницу, доит ли корову, варит стряпню — вот именно это самое важное, самое правильное в жизни, важнее нет и не может быть ничего. Все то, что происходит — все правильно.
Знаете, они все были одеты одинаково, очень просто, очень бедно. Даже женщины. Ни у одной хорошенькой крестьяночки в косе я не увидел яркой ленты. Или хотя-бы цветка. Ни бус, ни цветастых платков…