Ведьмы из Броккенбурга. Барби 2
Шрифт:
Барбаросса остановилась возле незадачливой стражницы, разглядывая ее в упор. Бледная кожа Кандиды была натянута на острые кости черепа так туго, что казалось странным, отчего еще не лопнула на скулах. Волосы — бесцветные и дрянные, как пакля. И еще эти испуганно бегающие во сне глаза, эти дрожащие губы цвета сырой глины… Кусок бессловесного мяса для битья. Тошно марать кулаки.
Пожалуй, не надо обладать мудростью Иогана Кункеля, придворного мастера-демонолога и алхимика, чтобы понять, отчего Кандида оказалась на сторожевом посту этим промозглым вечером. Обыкновенно работа караульного считалась в Малом Замке самой не хлопотной. Знай торчи себе у ворот, ожидая, не рыкнет
Наверняка Кандида и занималась этим целый день, подумала Барбаросса, подгоняемая чувствительными пинками и проклятиями от Шустры и Острицы. Носила, драила, стирала и колола. Вечером работы куда как меньше. Уставшие после занятий старшие сестры, возвращающиеся в замок, не любят суеты, они не терпят возни с метлами и грохота медных тазов, в которых стирается белье. Оттого вечером у младших работа простая — прислуживать за столом, выполнять мелкие поручения и капризы. Но едва только опустилось солнце, как Кандиду, напялив на нее кирасу, вышвырнули из Малого Замка на сторожевой пост. Пока прочие младшие сестры будут греться у очага, украдкой подъедая за старшими объедки, Кандида будет торчать здесь в своей дрянной кирасе, жалкая как самая ничтожная из адских душ. И только на рассвете вернется в Малый Замок, чтобы вновь повторить этот день, полный унижений, изматывающей работы и побоев.
И поделом, подумала Барбаросса, смерив Кандиду презрительным взглядом.
Ведьма должна быть сильной. Именно этому учит Шабаш с первого дня, хоть и при помощи грязных жестоких трюков. Будь сильной, чтобы постоять за себя. Будь сообразительной, чтобы отвести опасность. Будь хитрой и безжалостной, чтобы тебя боялись. Если не сумеешь, Броккенбург сожрет тебя, лишь косточки хрустнут. Как он сожрал тысячи тех никчемных сук, что были здесь до тебя. Как сожрет еще миллионы идущих следом, прежде чем адские владыки не превратят гору Броккен в истекающий мясным соком исполинский бифштекс…
Поравнявшись с Кандидой, Барбаросса придержала левую ногу, отчего шаг оказался короче прочих, правую же резко вынесла вперед, разворачивая корпус вокруг центра тяжести. Удар был хорош. Стремительный, сильный, резкий, утяжеленный «Кокеткой» едва ли не до пушечного удара, он угодил в кирасу Кандиды на три пальца ниже грудины и породил такой грохот, точно кто-то швырнул таз наземь с башни Малого Замка.
Кандида отшатнулась, не выпустив мушкета, споткнулась, полетела наземь, не успев даже выставить руки. Если адские владыки послали ей в этот миг какой-нибудь соблазнительный сон, он оказался прерван, причем весьма грубым образом.
— На караул! — рявкнула Барбаросса, наблюдая за тем, как беспомощная Кандида в своем никчемной кирасе ползает на четвереньках, силясь поднять мушкет, — Смирно!
Кандида с трудом поднялась на дрожащих ногах. Слабые со сна руки не сразу смогли нащупать оружие и определить нужное положение в пространстве. У нее ушло непростительно много времени, чтобы наконец оторвать его от земли и водрузить на сгиб локтя. И вышло у нее это неумело, неуклюже, как у ребенка, воображающего себя кирасиром, но
Расхлестанные движения, не подчиненные общему ритму, суетливость, прыгающий взгляд, неумелые пальцы… Как будто старшие сестры даром гоняли ее часами по подворью с тяжелым поленом в руках, без устали вбивая в нее ружейные приемы. Даже когда она выпрямилась, держа мушкет в дрожащих руках, потратив в три раза больше положенного времени, выглядело это столь жалко, что не заслуживало даже пощечины.
Барбаросса сплюнула — прямо в центр ее кирасы. Кандида испуганно вздрогнула, точно от выстрела, тщетно пытаясь задрать бледный подбородок на установленную высоту. Сейчас она походила на костлявого пескаря из похлебки, вареного, но все еще жалко трепыхающего плавниками. Воистину никчемное зрелище. Плевок, ползущий по стали, напомнил Барбароссе Ржавого Хера — охранного голема из Верхнего Миттельштадта. И это не улучшило ее настроения.
— Отвратительно, сестра Кандида, — процедила она, пристально разглядывая ее, — Отвратительно и жалко. Ты не только спишь на страже, подвергая риску жизни своих сестер, но и не способна управляться с оружием.
Кандида стиснула зубы, не зная, что ответить и отвечать ли. Вечно испуганная, она обычно боялась даже встречаться взглядом с кем-то из старших сестер, не говоря уже о том, чтобы попытаться оправдать свою неловкость или возразить.
— С другой стороны… — Барбаросса прикусила губу, словно раздумывая, — С другой стороны, наверняка ты сделала это не для того, чтобы досадить сестре Барби, верно? Наверно, у тебя сегодня было порядком домашней работы и ты попросту выбилась из сил? Эти ружейные приемы — чертовски непростая наука, а?
Барбаросса позволила голосу смягчиться, отчего белесые ресницы Кандиды тут же затрепетали.
— А ведь есть еще науки в университете, которыми тебе приходится овладевать… Наверно, у тебя просто не хватает времени на то, чтоб научиться обращаться с мушкетом?
Кандида испуганно закивала. Едва ли она полностью понимала смысл слов, скорее, ориентировалась на интонацию. Большая ошибка, младшая сестра. Так и Ад убаюкивает нас, усыпляя бдительность, соблазняя запретными плодами, заставляя терять осторожность — чтобы в один миг, которого ты даже не заметишь, сожрать тебя, точно разомлевшую сонную муху.
— У тебя будет такая возможность, — Барбаросса усмехнулась, ощутив, как Кандида, испуганная ее страшной ухмылкой, съежилась внутри своей кирасы, точно ссохшийся моллюск внутри раковины, — Я тебе ее обеспечу, не сомневайся. С этого момента ты заступаешь в караул на двое суток, сестра Кандида. Будешь стоять здесь как вкопанная до воскресного вечера. Запрещаю тебе отлучаться даже к колодцу или в нужник. Если тебе нужно только время, теперь у тебя его с избытком.
— Так точно, сестра! — выдохнула Кандида, едва не лязгнув зубами, — Слушаюсь!
Она ожидала получить удар в неприкрытую броней промежность или презрительную оплеуху — обычную для нее плату, сопровождавшую каждый приказ. Но, не получив ни того, ни другого, с трудом сдержала вздох облегчения.
Никчемная трусливая сука. Наверно, она думала, будто легко отделалась. Избежала гнева старшей сестры, как и ее тяжелых кулаков. Еще не подозревает, чем обернется для нее выполнение неказистого, казалось бы, приказа.
Октябрь, завладевший горой Броккен, не спешил сбрасывать фальшивые яркие перья, но под ними уже ощутимо топорщились его цепкие морозные когти. Пусть дни сейчас теплые, ночи берут свое. К утру старая кираса будет блестеть от изморози, а кожа под ней цветом будет мало отличаться от тусклой стали.