Ведьмы из Броккенбурга. Барби 2
Шрифт:
Арисат, третий дневной прислужник Асириеля, герцог и поэт. За час до его призыва заклинателю надо разжевать живую пчелу, а также проткнуть каждый свой палец насквозь бронзовой иглой. Арисат равнодушен к жертвоприношениям, но его уважение можно заслужить, если предложить ему собственный язык, отсеченный рукой скопца. Обыкновенно он является в виде огромной горящей башни, на вершине которой ходит черный петух. Каков бы ни был соблазн и какие бы сокровища ни виднелись внутри, заклинателю не следует входить в нее, в противном случае Арисат вынет из его головы разум и поселит взамен него разум петуха…
Чертова пьеса и не думала стихать, напротив, старенький оккулус дрожал от напряжения,
Нечленораздельно рыкнув, Барбаросса уперла взгляд в тетрадь, заставляя его ползти по ровным строкам, оставленным рукой Котейшества. Новые имена, новые формы, новые предупреждения и сноски… Ей нигде не попадалось имя Цинтанаккар, но она не сомневалась, что рано или поздно встретит его. Может, не среди этих демонов, так среди других…
Вескур, десятый дневной прислужник великого демона Масериаля, несравненный специалист по алхимии и картографии. Выглядит как обожженный и потрескавшийся рыцарский доспех, внутри которого роятся зеленые мухи. Имея с ним дело, надо держаться настороже — угощая заклинателя вином, он может мгновенно превратить его в кипящий свинец, а протянутая им монета — сделаться медным скорпионом со смертельным ядом. Заклинатель увеличит свои шансы столковаться с ним, если заблаговременно вырвет ногти у себя на руках, а также будет воздерживаться от еды и питья на протяжении трех дней. Если Вескур спрашивает, который час, ни в коем случае нельзя отвечать ему — он не признает хода времени и за любой ответ покарает, вытащив из заклинателя все кости. Надо отвечать «Часов столько, сколько отмерено Сатаной» или найти иной ответ, не уязвляющий его гордости.
Агор, второй дневной прислужник герцога Малгараса. Является в виде трех серых котов, сросшихся хвостами, либо же в виде парящего в воздухе уха из черной стали. Отвечая на его каверзные вопросы нельзя использовать любые слова, начинающиеся на «с» — стоит заклинателю хоть раз ошибиться, как Агор сделает из него пряжу, которой скрепляет свои сапоги. Также недопустимо кивать головой или чрезмерно громко дышать. Если заклинатель выдержит эти и прочие испытания, Агор предложит ему выбрать подарок между семью хлебами и семью драгоценными самоцветами. Выбирать нужно хлеба, ибо самоцветы, подаренные демоном, врастут в тело одаряемого, точно фурункулы, и более не оторвутся.
Куби, второй в свите Малгараса, Короля Запада. Является в виде прекрасной ослепленной женщины, из пустых глазниц которой течет раскаленная смола. Если заклинатель не будет трижды опоясан пеньковой веревкой, сокрушит все кости в его теле и впряжет его в свой дьявольский экипаж вместе с прочими несчастными, которые, стеная и ползя, влекут его подобно улиткам между землей и небом. Если запасти перед его вызовом половину пинты рябинового сока…
Оккулус полыхнул так, что Барбаросса вскочила на ноги. Может, хрусталь и был старым, во многих местах поцарапанным, а дух, в нем живущий, старым и слабым, но взрыв вышел такой, будто какая-то сука швырнула прямиком в окно Малого Замка всамделишную пороховую гранату.
Блядская хрень!
На далекой сцене полыхал огонь, небесталанно изображенный в виде развевающихся оранжевых лоскутов, по авансцене рассыпались
Но даже Барбаросса вздрогнула, когда обломки объятой пламенем телеги, под которыми был погребен мертвый преследователь в темном пенсне, вдруг зашевелились.
Театр, поставивший эту картину, был небогат, жалких сил Амбрамитура было достаточно, чтоб рассмотреть заплаты на занавесях и никчемный грошовый реквизит. Даже кони здесь были не настоящие — задрапированные полотном конструкции из досок, движущиеся за счет укрытых от зрителя шнуров. Но сцена была поставлена так ловко, что Барбаросса почувствовала, будто к пояснице ей приложили две дюжины холодных пиявок.
Горящие доски разлетелись в стороны и из костра поднялся он — демон-рыцарь из Преисподней. Отлитый из тусклого серебристого металла, он походил одновременно на
поднятый некромантом скелет и человекоподобное насекомое. В его глазницах нестерпимым пламенем горели два рубина, из прорех в стальной кирасе вырывался раскаленный пар, суставы сгибались с гулом стальных пружин. Он медленно повел головой, страшным стальным черепом, усеянным заклепками, из раскрывшейся пасти, обрамленной инкрустированными в сталь человеческими зубами, вырвался клуб смоляного дыма.
Вот почему его движения с самого начала показались ей слишком тяжеловесными для человека, вот почему его глаза были прикрыты затемненными стеклами, вот почему он приближался к беглецам с такой неумолимой и пугающей механической грацией…
Чертов голем.
Она вдруг вспомнила, как выбирался из-под горящих руин Ржавый Хер — огромная груда покореженного металла со смятым забралом. Исполинское чудовище, не знающее покоя, пока не настигнет свою жертву. Вот почему тип на черном скакуне показался ей не только противоестественно-пугающим, но и смутно знакомым. В его движениях была та же холодная грация большого механизма, неотвратимо двигающегося к цели, человекоподобного снаряда, выпущенного из мушкета. А ведь он еще жив, подумала Барбаросса, ощущая как саднят разом все внутренности, встряхнутые той страшной погоней в Миттельштадте. Небось, тащится сейчас где-то по броккенбургским улицам, пристально разглядывая окрестности, тяжело ворочая смятой головой, ищет ее, свою обидчицу, сестрицу Барби, ищет и не может найти…
Саркома и Гаррота, кажется, перестали дышать, так их захватило происходящее в оккулусе. Выбирающийся из-под пылающего остова голем все еще был покрыт местами человеческой плотью. Перестав служить ему прикрытием и защитой, она сделалась помехой и он безжалостно срывал с себя пласты горящей кожи, роняя их себе под ноги.
Он и в самом деле голем, вспомнила Барбаросса, этот Мейнхард. Несколько лет тому назад, уже будучи восходящей звездой театральных подмостков, он свернул себе шею, катаясь на прытком жеребце, но дух его не был сожран адскими владыками. Императорские маги сохранили его сознание в стеклянной колбе, а позже вселили в стального голема, специально созданного магдебургскими кузнецами. Для каждого нового представления умелые ткачи шьют ему новый костюм из человеческой кожи, потому и пенсне у него на носу — слишком дорого выходит каждый раз делать новые стеклянные глаза…