Вексель Судьбы. Книга 1

Шушкевич Юрий

— Мои мысли читаешь. Сам голову ломаю.

— Начнём с паспортов. До сих пор не могу прийти в себя от этой затеи.

— Затея и в самом деле дурацкая. Но разве у нас имеются другие варианты?

— Нет.

— Всё верно. Раньше бы сами нарисовали себе паспорт — и никакие патрули на страшны. Только теперь у них все люди и документы заведены в базы данных. Так что без официальных паспортов — нам никуда.

— Но платить за это по миллиону рублей!

— Согласен, многовато… Но иначе — как нам было поступать? Ходить по московским базарам и

всех расспрашивать, где можно сделать подложный паспорт подешевле?

— Да уж… За три первых дня здесь мы три раза имели проблемы с милицией… тьфу, с полицией. А ведь когда-то — они были нам с тобой младшие братья. Кто бы мог подумать!

— Такого даже во сне кошмарном не приснится. Поэтому, чтобы не загреметь в кунсткамеру, лучше потратиться. Чёрт с ними!

— С кем?

— С деньгами.

— А я думал — с Борей и Машей.

— Ну почему ж? Лично мне они даже премного симпатичны.

— Мне тоже. Только вот странные они немного.

— Почему странные?

— Потому, что они не очень похожи на людей, которые сейчас здесь живут. Какие-то подозрительно правильные.

— Ну и что? Ведь не все в этой нынешней стране такие же мерзавцы, как тот Лютов. Могут ведь попадаться приличные и интеллигентные люди. Вот нам повезло — такие попались.

— Меня смущает, что в твоей квартире нам слишком часто везёт. В запертый подъезд впустили, консьержка спала, дверь в квартиру была открыта! Потом явились жильцы, немного поморщились, поломались — и вдруг сразу нам поверили.

— Но ведь отцовский тайник! Такая находка любого убедит!

— Понимаю. И всё-таки — не верю я в Борину искренность до конца. Что-то он не договаривает. Убей меня — но он точно снимет свою комиссию за наши паспорта.

— Но если с паспортами будет всё в порядке — какая разница? Он ведь использовал какие-то свои связи, сам шёл на определённый риск…

— А ты не думал, Алексей, что наши с тобой коллеги — я имею в виду тех, кого раньше звали чекистами, — пасут и ведут нас, как миленьких, от самого Ржева? Видишь ли — сначала мой тайник извлекли, потом твой… Ты не думал, что они ждут от нас чего-то ещё? И поэтому так красиво и умно всё вокруг нас обставляют — вежливый брат с сестрой-красавицей, кино про войну, коньяки да портвейны…

Алексей немедленно посерьёзнел. Мысль об инсценировке со стороны своих бывших — тьфу, «будущих» коллег-чекистов, заинтересованных в информации, оставленной ему отцом, несколько раз посещала Алексея, однако допустить подобную возможность всерьёз он не решался. Ещё в первую же ночь он надёжно спрятал тетрадь среди своих вещей, сказав Борису, что в ней — личная информация. Петровичу, да простит он его, Алексей также ничего не поведал. Этот момент неправды по отношению к боевому товарищу был немного тягостен, однако значимость информации, оставленной ему отцом, не позволяла столь легкомысленно раскрывать её даже самым доверенным людям.

И хотя он уже решил вполне, что в течение какого-то обозримого времени ему придётся посвятить

Петровича в тайны царских сокровищ, делать это сегодня и сейчас он не был готов, намереваясь всё ещё раз хорошо обдумать. Хотя — кто знает! — вдруг Здравый смог разгадать его мысли? Или прочитать тетрадь? А теперь элементарно проверяет «на вшивость»? Поэтому нужно сказать что-нибудь, абсолютно что-нибудь, лишь бы оно не являлось бы ложью!

— Если нас ведут, то делать это могут только те, кто нас воскресил, — ответил Алексей, тщательно подбирая слова. — А вот это дело, ты уж извини, — не человеческое.

— Но мы же можем даже не предполагать, какого уровня технологиями они сегодня обладают…

— Хорошо, пусть обладают. Но тогда зачем им было расставлять на нашем пути столько ловушек? Меня же хотели арестовать за убийство какого-то бандита! А товарный эшелон — приди он на пять минут позже, нас бы взяли, как котят! И отчего мы маялись в Очаково, как робинзоны, а не жили в «Национале»?

— Не знаю. Ты не сердись, я же просто делюсь с тобой своими опасениями. А уметь теоретизировать об опасностях, пусть даже призрачных, — наше профессиональное свойство.

— Всё хорошо. А что тебе в хозяевах не нравится?

— Я же сказал — оба они как не от мира сего. Вот Борька — вроде мажор, повеса и алкоголик, а умён и совесть имеет. Странное сочетание.

— Чего ж тут странного! Ты думаешь — я не такой?

— Ты?

— Да, я. Просто я всегда был при деле, а он оказался за бортом. Должно быть, при капитализме оказаться за бортом — это обычное явление. Он говорит, что после сорока человек здесь никому не нужен.

— С его-то связями? С «Мосфильмом»?

— А что — «Мосфильм»? Я разговаривал с ним об этом. Там теперь всё в частных руках, куча разных студий… Где нормальный продюсер — это, по-нашему, режиссёр, а где криминальный типаж — не разберёшься без стакана. Снимают в основном всякую похабщину, однако в последние годы, по его словам, начал расти интерес к советской истории. Я имею в виду — к нашему с тобой времени. Всё, что связано с НКВД, со Сталиным, с войной — всё сегодня пользуется повышенным спросом.

— Да, но тогда отчего же он не работает?

— А он как творческий человек не обязан ходить в контору каждый день. Работает вроде бы помаленьку, что-то пишет. Написал недавно киносценарий — «Красный Бонапарт». О Тухачевском.

— Это по нему он с тобой консультировался?

— Да. Всё расспрашивал, был ли военный заговор в тридцать седьмом.

— А ты?

— Что я? Я лишь рассказал, как общался однажды с Тухачевским на даче у драматурга Сланского, который был приятелем отца. Это было где-то в году тридцать пятом: я был тогда ещё мальчишкой и всё пытался расспросить Тухачевского, какой будет война с немцами. А он отшутился, сказав, что к началу войны СССР будет иметь на вооружении боевые ракеты и Берлин сожгут за пару дней. Красивый, умный был человек, изъянов я в нём не обнаружил. Хотя — я многого тогда мог не видеть и не понимать.