Величайшая Марина: -273 градуса прошлой жизни
Шрифт:
Алма зевнула, прикрыв рукой рот, и посмотрела на небо таким отсутствующим взглядом, что Алекс просто не мог продолжать разговор.
– Ты, наверное, устала, – вдруг сказал Глафнег, посмотревший в это время на внучку.
– Немного.
– Алма, Алекс, идите, ложитесь спать. Здесь рассвет очень долгий, солнце встанет только к одиннадцати часам дня.
Александр поднялся с поваленного дерева, на котором расположился, и направился к палатке.
– Ты не идёшь? – обратился он к Вашингктон.
– Эм… да… иду. Через минуту, – тихо проговорила девушка, выгибая шею назад, и обводя головой полукруг от плеча до плеча,
Алме безумно хотелось спать, но она не могла пошевелиться, каждое движение давалось тяжело, словно она вся весила 90 кг.
– Что-то случилось?
– спросил Глафнег, как только Алекс зашёл в палатку.
– Просто очень устала…
– Я не об этом. Ты бросила академию. Из-за чего? Просто так ты бы не отказалась от того, на что пошла сама.
– Глафнег... Я не знаю, как объяснить тебе это…
Маг подошёл, и сел на ствол рядом с Алмой. Девушка чуть не заплакала от радости. Почувствовав тот самый лёгкий запах табака, смешанный с ароматом снега и мороза… именно в таком же природном состоянии она впервые узнала, кто Глафнег для неё!
– Знаешь, я бы не хотела говорить об этом при Александре, – она быстро посмотрела в сторону палаток, – …это произошло как-то случайно. Он в последнее время сильно ссорился с учителем по силовому уроку, профессором Ротнаром. Тот хотел убить его отца, и, я не знаю, что его заставляло делать это, он постоянно придирался к Курту, унижал его семью. Тот отвечал, они часто дрались, и… естественно Ротнар был сильнее. И по магии, и по обычной силе. Я обещала Курту, что буду с ним, чтобы не случилось, но… Он начал уговаривать меня помочь ему убить Бена Ротнора. Я не могла на это согласиться…
Рассказав ту самую больную часть из всей истории, Алма призналась Глафнегу в том, что третьим человеком, стоящим с Йовом и Джейд, был отец Курта, Асцел.
– …как думаешь. Почему он не стал атаковать меня по приказу? Из страха, что я нападу на него? Потому, что не хотел? Но разве теперь его ждёт лёгкая жизнь после того, что он сделал?!Точнее НЕ сделал!
– Я не знаю, из каких побуждений так поступил Асцел, но могу сказать точно, что люди, хотя раз пытающиеся тебя убить, узнай тебя поближе, захотели бы убить сами себя.
– Почему ты так решил? – Алма медленно и аккуратно положила голову на плече Глафнега.
– …просто поверь мне. Так и есть.
После этих слов Вашингктон плавно погрузилась в сон, густой и приторный, не дающий всплыть на поверхность реальности долгое время:
Где-то вдалеке Алма слышала густой вой, то ли стихии, то ли зверя. Горы отражали звуки и делали их ещё более не реальными. На поле. Где стояла Вашингктон, она вдруг заметила ещё одну девушку. Старше её, на вид около двадцати трёх лет, худое белое лицо было серьёзным и задумчивым, узкие черты напоминали Алме кого-то, однако, заострённый, слегка приподнятый, аккуратный носик будто мешал провести идеальное сходство с… «Накого же она похожа? Я её видела!».
Тем временем, вглядевшись в большие глаза с длинными чёрными ресницами, Алме удалось разглядеть зеленовато-синие глаза, такие красивые… на которых девушка, к сожалению, не задержалась и поднялась взглядом выше, к волосам, которые помогли ей дать более точное определение о том, кто она.
– Ты русалка? – шёпотом спросила Вашингктон, осматривая длинные прямые волосы.
Их густота приподнимала корни, и они красиво расходились пышным
– Ты, слышишь меня? Я знаю, что сейчас она верит только в отсутствие надежды, Она, но не я! И тебе это известно. Я не виновата в том, что произойдёт!
Русалка говорила очень громко, и горы повторно отражали её голос. Он был грубоватым, будто чуть хриплым, от чего становилось не по себе, будто во все стороны расходились её особые величие и сила.
– Да, я не такая, как она, и безумно рада этому, – продолжала девушка, – То, что есть человек, уже не важно, но.… Знаешь, ты не должен винить меня во всём!
– А кого тогда?! – разнёсся по горам раздражённый голос, от которого Алма вздрогнула и нервно начала оглядываться по сторонам, хотя, судя по эху, человек был слишком далеко,
– У тебя в судьбе уже написано «вырастить убийцу», Жалис!
– Жалис?! – переспросила Алма.
Радужный взгляд снова метнулся к женщине, Секущей Марине. Неужели, она сейчас смотрит на ту самую Жалис, про которую столько слышала, но никогда…
– Нет!!! Нет, я видела тебя! – Вашингктон словно поразила молния, – Точно! Вспомнила! Ты тогда спасла меня – это была первая наша встреча! Ты всегда любила наблюдать за тем, как я меняю образы, перетекая из одного зверя в другого…, ты говорила, что такой плавный переход – мой особый дар. Это же ты научила меня ездить верхом, справляться с другими боевыми существами. Спасибо, что ты помогла мне справиться с тем драконом, пусть ты и не знаешь об этом, и пусть ты даже меня не слышишь. Для меня главное то, что я вообще произношу это. И… это же ты научила меня играть на пианино, – Алма опустила взгляд, и снова подняла. Сон остановился, была тишина, и только едва различимые порывы ветра доносились из прошлого, – я помню, как, в детстве, злилась. Мне больше хотелось играть вне замка, чем на клавишах, – она улыбнулась.
– Жалис! – раздалось сзади Алмы.
На них бежал белый тигр, в котором девушка сразу узнала Аргона. Захотелось убежать, однако, Алма, сколько бы не пыталась сделать этого, не двигалась с места, ноги не чувствовали землю, просто проскальзывая по ней. Тут тигр совершил прыжок, резко обернувшись с собакой при следующем соприкосновении с землёй. Огромная собака – хаски, с голубыми глазами, подбежала к Алме и начала лаять, прыгая то вперёд, то назад. Словно вот-вот атакует, но её сдерживал невидимый поводок.
В страхе, девушка отвернулась, хотела посмотреть на Жалис ещё раз, но той уже не было, вместо неё выросли деревья, и вся долина пропиталась влагой, стала болотом. Вместо раннего утра на небе расцвела ночь. Сама не зная зачем, она начала бежать по болоту, но не успела сделать и десяти шагов, как лай сзади прервался, и теперь раздавался поскул и визг.
Обернувшись, девушка увидела того самого пса, который теперь катался по земле, изнывая от боли. Его шерсть и кожу, в глубину, рвало невидимое существо. Пёс извивался, и издавал вопли боли, которых Алма прежде не слышала, и надеялась, что больше никогда не услышит. Зажимая руками уши, сдавливая голову, Вашингктон упала на колени в грязную воду и провалилась ещё ниже.