Величайшая Марина: -273 градуса прошлой жизни
Шрифт:
– Не знаю, просто, как-то странно чувствуешь себя, тебе становится не по себе, когда поёшь для кого-то или одна, и вдруг заходят люди. Это самое чувство смущения и... – она вздёрнула голову вверх, выдохнула и посмотрела на Ланса.
– Побежали, а то нельзя заставлять владык ждать, – на реакцию Ланса, девочка задала вопрос сама себе: «Что за ухмылка? Снова!», но не смогла никак ответить, больше сказал взгляд.
Пока Доэлнор прощался с Неметоном, уже в последние секунды Алма и Ланс разговаривали очень быстро, чтобы успеть.
– Не хочу, чтобы ты уезжал! Снова всё будет по-старому.
– А по-старому, это как?
– Смогу поговорить только с собой и книгами. Глафнегом конечно тоже, но он не такой оседлый,
– Здесь же дети, в городе.
– Лучшие игры для них – разговоры с птицами и растениями.
– Это не так уж и скучно как ты думаешь. И я вообще не представляю, какое тебя ждёт счастье – ты можешь слушать пение, несущее в себе всё, не имея ничего, в любой момент. Ты прекрасно играешь на пианино, и со всем тем, что у тебя есть ум, интеллект, магия, которой ещё есть куда развиваться, ты утверждаешь, что не сможешь найти себе развлечение.
– ...когда ты в следующий раз приедешь?
– Не знаю, – отвечал эльф, – но не думаю, что мы не встретимся очень долго. Мы ещё точно увидимся!
– Уверен? – язвительно спросила девочка, но не ждала такого ответа.
– Да. Знаешь, ты конечно уже говорила, что у тебя тренировки с Глафнегом и всё такое, но если сможешь, то приезжай сама. Заодно споёшь.
– Я не пою, – решительно ответила девочка.
– О, Алма! Кому угодно рассказывай, но не мне. Ты великолепно поёшь. И главное, теперь я просто не смогу слушать эту музыку, несущую в себе истории. Без песни уже не обойдусь! – он наигранно посмотрел на неё.
– Знаешь, уж если это так, то эмоции в музыке можно найти даже без слов, без этой песни.
Оба услышали финальное «Прощайте» в диалоге Доэлнора и Неметона. Последний миг, и только сейчас Алма так быстро прокрутила всё, что касалось её и Ланса, глаза загорелись.
– Ланс, – прошептала та, сама не веря в это.
– Что?
– А знаешь, я вспомнила! Песня называется «Shape of my heart»...
====== Драконий всадник ======
Алма не видела Глафнега весь вечер. Это была её первая мысль, когда она проснулась. Вторая пришла в миг первого движения – болели мышцы. Это было так тягуче и приятно, что девочка специально выгнула спину полукругом, чтобы пресс растянулся и так приторно заныл. Потом она подумала о том, что было бы неплохо одеться до прихода Глафнега, и быстро вскочила. Удлинённые, ниже плеч, волосы она легко собрала в высокий хвост. На ноги натянула чёрные эластичные легинсы, сверху надела тёмно-серую кофту с воротником под горло и длинными рукавами, дальше была кожаная куртка, такая лёгкая, но, тем не менее, она безумно грела. Это было, кстати, ведь ночью дул ветер. Минуту раздумий прервал стук в дверь.
– Войдите.
– О, – протянул маг, заходя в комнату, – уже встала... и даже оделась.
– Да, – сказала Алма и слегка улыбнулась.
– Тогда пойдём! Не стоит тянуть с тренировками.
Снова колючее поле, но на этот раз занятия начались, как только они покинули город. Обернувшись лошадью, Алма неслась по колючей соломе. Охристая растительность рассекалась её ногами, соловый окрас красиво перекликался с окружающей средой, небо было всё таким же пасмурным.
– На этот раз не тормози! – услышала она командующие слова со спины. – Прямо со мной пять раз вокруг холма!
Так необъяснимо хорошо было Алме, когда рядом находился маг. Какое-то внутреннее спокойствие ощущалось, она не переживала, что может «не там чихнуть», как это было за одним столом с Неметоном. И ей безумно хотелось расспросить мага о тех местах, где он бывал. Может потом он взял бы её с собой! И эта мысль так согревала девочку, что уже стало всё равно и на холодный ветер и на погоду. Она вслушалась в природу. Шелестели опадающие
Пробежав пять кругов, Алма заскочила на холм, прыгнув на высокий камень, на который тогда заставили её карабкаться вверх. Остановилась, когда слез Глафнег, обернулась человеком, но тренировка продолжилась. Занятия на пресс доставляли уже не такую приятную усталость, а просто стягивающую боль, словно живот передавили корсетом, заставили глубоко вдохнуть и положили поверх гирю. Поэтапно они дошли до отжиманий, на которых Алма хотела ни больше, ни меньше, чем рухнуть лицом в землю. Однако заметив, что спина провисает, маг сразу устранил эту ошибку, разогрев магией землю под корпусом девочки так, что невозможно было опускать спину, падать на землю расхотелось тем более. Сюрпризом стал меч, приготовленный магом для занятий с ней. Последние два часа были посвящены различным приёмам владения мечом, и к концу тренировки Алма смогла бы, имея в руках меч, закрыться от атак, оставалось только обучиться атаковать.
Этим они занялись через месяц, когда мышцы девочки уже привыкли к ежедневным нагрузкам и перестали ныть по утрам. Одновременно с этим Глафнег обучал её атакам магии.
– Соберись и скажи ещё раз «Арп-месмут-кес», – настойчиво говорил Глафнег.
– Арп-месмут-кес! – одновременно с вытягиванием руки выкрикнула Алма, и сухое дерево, которое всё никак не хотело падать, взорвалось наверху так, что остался только ствол.
– Неплохо, – снова произнёс он своим излюбленным тоном для похвал, который звучал совсем не радостно, а просто как факт, который почему-то, казалось, печалил его. – На сегодня всё!
Он снова хотел отойти на камень, на который приземлялся иногда после тренировок, но сегодня, только дойдя до него, маг остановился и остался стоять.
Алма не любила, когда Глафнег погружался в себя более чем на полчаса. Она могла отрабатывать атаки, но другое дело, что ей этого не хотелось. Девочке куда больше нравилось возвращаться в замок сразу после тренировок, по пути они с Глафнегом разговаривали и он так часто интересовался тем, что она думает о том, что он рассказал, а это очень часть касалось чего-то нового конкретно для неё. Он рассказывал о других людях, которых видел, о том, что у него есть хороший друг – завуч в самой лучшей академии в другом мире (то есть за горами, где и показывал ей Ланс). Эта академия – один огромный полуостров. Гора, внутри которой и высечены аудитории, коридоры, спальни учеников, а те помещения, что достроены, были покрыты металлами, добываемыми в горе, в основном платиной, местами литием. Все эти рассказы захватывали её, и как же ей хотелось побыстрее продолжить слушать их... но все мечтания закончились, когда Алма вдруг заметила, что сегодня Глафнег очень серьёзный, задумчивый.
– Глафнег, что не так? – тихо спросила Алма, подходя к магу. По неизвестной причине ей безумно хотелось двигаться еще, и девочка еле сдерживала себя.
– Всё так, – ответил он как-то слишком мягко – это было не свойственно ему, – а что?
– Тогда вы бы не были таким... слишком задумчивым, – настойчиво продолжила Алма, хотя и допускала вариант, что зря!
– Я задумался о том, чему буду обучать тебя завтра.
– Понятно, – Алма не знала, что же ещё спросить, и захотела перевести тему. Только один вопрос по-настоящему мучил её все дни, что она жила у Доэлнора. Это тот сон, каждую ночь приходивший к ней, от которого она с болью в глазах просыпалась, осознавая, что лицо снова было покрыто высохшими солёными дорожками. Каждый раз то самое отсутствие неба, каждый раз вне замка бои, снова женщина к ней прибегает. «Как достали все мысли мои!», – на этом девочка решилась и спросила: